Дневник для Стеллы

11. Сегодня при дворе было сущее столпотворение: все жаждали увидеть французского] посла, но он так и не появился. Неужто я ни разу не говорил вам, что по воскресеньям непременно бываю при дворе, как другие ходят в кофейню, чтобы повидать знакомых, которых в противном случае я не встречал бы и дважды в году. Ректор и я обедали с Нэдом Саутуэлом, уговорившись об этом заранее, дабы обсудить, как установить в вашем королевстве какой-то порядок, если только мой план может быть осуществлен. К сожалению, министры слишком с этим мешкают. У вас непременно будет новый парламент, но министры хотели бы пока сохранить это в тайне. Открытие сессии у нас отложат на три недели. Эти пустобрехи голландцы все еще не желают присоединяться к договору, хотя и делают вид, будто во веем подчиняются кор[олеве]. Они, видимо, не прочь выждать и посмотреть, как у нас пройдет начало сессии в надежде, что в палате лордов возникнут какие-нибудь неурядицы. Во всяком случае, если бы здесь прислушались к моему совету, то сессия уже началась бы и мы представили бы на одобрение обеих палат действия, предпринятые нами к заключению мира, и, возможно, получили бы от парламента обращение, призывающее в случае несогласия голландцев заключить мир без них. Многие со мной согласны, но, видимо, такой путь расценивается как недостаточно надежный. Я сомневаюсь, что в такой короткий срок, как три недели, все препятствия к подписанию мира будут устранены, но это пока тайна. [Ноци, МД].

12. Мы с Праттом прогулялись нынче пешком в Сити к некоему Бэйтмену, известному торговцу старыми книгами, у которого я, как последний олух, оставил 4 фунта, после чего мы пообедали по-императорски за 3 шиллинга и 2 пенса в какой-то захудалой харчевне. Позвольте-ка взглянуть: я купил 2 тома Плутарха[974] за 30 шиллингов. А больше я вам ничего не назову, потому что вы не знаете по-гречески. У нас никаких новостей, а посему мне сегодня нечего вам больше рассказать. Я все еще не закончил свою работу: эти министры никак не выберут время сделать то, что мне необходимо для ее завершения. [Копойной ноци, длагоц[енные] деньчонки].

13. Мне предстояло сегодня обедать у лорда-хранителя печати, но я не пошел, потому что в числе прочих там должен был присутствовать этот мужлан — сэр Джон Уолтер. Вы, возможно, помните, что позапрошлой осенью в Виндзоре он позволил себе насмехаться надо мной и до сих пор так и не попросил извинения, хотя обещал это сделать. Среди приглашенных был также лорд Мэнсел, который определенно затеял стравить нас с Уолтером, просто чтобы позлорадствовать, а посему я предпочел пообедать с лордом-казн[ачеем], у которого никого, кроме лорда Болинбр[ока], не было. Просидев с ним до 8, я пошел проведать леди Оркни, которой нездоровится, и пробыл у нее до полуночи, из чего, судалыни, вы можете умозаключить, что уже поздно. Начало сессии парламента, как я уже говорил вам, было сегодня отложено на три недели. — У нас сейчас отвратительная слякотная погода, так что я либо испорчу шляпу (я купил себе новую шляпу), либо опустошу свои карманы. Уплатил ли, наконец, Хокшоу проценты, которые с него причитались? Лорд Эберкорн до смерти замучил меня своими приставаниями. Осталось не более шести человек, коим мне надобно выхлопотать место, и примерно стольким же оказать содействие, и, кроме этого, еще втрое большее число, коим я либо не намерен, либо не в силах помочь, если бы даже и хотел. Ноци, длаг[оценные] МД.

14. Я предпринял нынче траурный обход и посетил сначала герцогиню Орм[онд], у которой застал также леди Бетти и лорда Эшбернхема. Как выяснилось, мать и дочь увиделись сегодня впервые со времени кончины леди Эшбернхем. Я застал обеих в слезах и, разбранив их за то, что они вместе, убедил леди Бетти удалиться в свою комнату, после чего провел некоторое время с герцогиней, а потом заглянул к леди Бетти, и понемногу обе успокоились. Во всех этих проявлениях скорби, сколь бы искренни они ни были, есть нечто комическое. Люди непременно стараются выказать большую скорбь, нежели они испытывают на самом деле, и это только умаляет в глазах окружающих их истинное горе. От них я отправился к герцогине Гамильтон, которая, впрочем, и не думала горевать, а только гневалась, неистовствовала и бранилась. Теперь она уже вполне утешилась, однако нрав у нее поистине дьявольский. Вместе с лордом-хранителем печати, его сыном и их женами обедал нынче у казначея адмиралтейства мистера Сизера в его доме, расположенном в Сити, где находится и его канцелярия. — Среди прочего, речь случайно зашла о Бруте[975] и не успел я о нем одобрительно отозваться, как спохватился, что совершил оплошность, и потому поспешил поправиться: «Прошу прощения, мистер Сизер», чему мы все от души посмеялись. [Копойной ноци вам, мои лодные длагоценнейшие масенькие прутовки МД].