Читаем Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991 полностью

Часов около двенадцати Коля О. ушел. Со мной рядом сел Коля А. Смешно и глупо. Но и с этим Колей я вела себя так же, как и с тем. В их же глазах я могу принять невыгодное положение. Они могут подумать, что я каждому мальчишке вешаюсь на шею. А что я могу сделать, если мне нравятся сразу два Николая. Плевать, пусть что хотят думают, мне все равно. В первом часу пошли мы домой. Шура пошел провожать Маню, Коля А. – меня, а Шура-кузнец пошел домой с балалайкой… Я пошла домой не сразу. Вначале мы с Колей постояли около крыльца. Потом мы надумали идти в яблоки к Евтисовым, потому что знали, что там в шалаше спит мальчишка Евтисов, и нам было интересно, услышит он, как мы войдем в сад, или нет. Пошли мы. Коля открыл калитку, вошел в сад, я осталась около. Он посмотрел в шалаш, послушал, сорвал с яблони два яблока и пошел обратно. Меня душил смех. Вот так караульщик! Да тут хоть яблони подпиливай и самого караульщика за ноги тащи, и то не проснется. Яблоки оказались кислыми, и Коля, недолго думая, запустил их по шалашу. И тут караульщик не проснулся! Коля сказал, что нужно идти домойки. Он всегда вместо «домой» говорит «домойки». Дойдя до моего крыльца, мы разошлись. А ночь была теплая, из-за туч вышла луна, и кругом была мертвая тишина. Я легла в постель, но мне не спалось. Мне вспоминались ласковый голос, теплое пожатие руки. Взволнованно билось сердце, хотелось скорей забыться и заснуть и увидеть во сне еще раз то, что было наяву…

Вчера я опять была на улице. Теперь работы несколько меньше, сенокос кончается, и молодежь больше выходит на улицу. Вчера мы сидели на крыльце у Мани Давыдовой. Девчат, вместе со мной, было пять человек. Мальчишек было много. Вначале сидели тихо. Потом Настя и Зоя сходили к Коле А. за яблоками, и тут-то началось. Начали мы с Зоей. Дело в том, что яблоки оказались кислыми, и мы вместо того, чтоб их есть, стали ими кидаться в мальчишек, а мальчишки в нас. Что тут только было! Невозможно даже описать. Яблоки так и щелкали по лицу и по голове, и на крыльце стоял невообразимый гвалт.

Маня с Ольгой спрятались и боялись нос высунуть наружу, потому что наш Шура так и щелкал по ним яблоками. Настю не трогали, потому что она сама не кидалась, а мы с Зоей, ничем не защищенные, успевали только отмахиваться от сыпавшихся на нас ударов да в свою очередь посылать удары тем, кто в нас кидался. Я большей частью лупила

Колю А. да своего Шуру. Изредка посылала довольно меткие удары Коле О. и Шуре-кузнецу. Не знаю, на что похожи были наши лица от беспрерывных ударов. Темно было и не видать. Я только чувствовала, что лицо мое горело. Все крыльцо было до невозможности утоптано яблоками. Когда кончился весь запас яблок, перестрелка кончилась. Но тут нашлось другое занятие. Стали стаскивать у ребят фуражки и прятать. Тут уж получилась полная неразбериха. Девчата визжали, ребята их тискали и требовали своих фуражек. Но и с этим покончили. Все девчата, кроме меня и Мани, разошлись или, вернее, разбежались, потому что не хватало одной фуражки и ребята погнались за ними. Так как фуражка оказалась у Ольги, то с нее стащили валенок (здесь принято в сухую погоду летом по вечерам гулять в валяных сапогах) и налили его водой. В конце концов все разошлись. Ушли и Шура с Алексеем, ухода которых я ждала с нетерпением. Во все время возни с фуражками Шура сидел и молча наблюдал происходящее, не принимая в нем никакого участия. Вероятно, ему эта забава не очень нравилась. Когда они ушли, то на крыльце остались только Коля А., я и Маня. Маня ушла и оставила нас одних. Она прекрасно видела все и понимала. Немного посидев, Коля пошел меня проводить. Ночь была светлая и лунная, небо было усыпано звездами. Мне совсем не хотелось идти домой, но Коля спешил, потому что вставать ему рано, а для работы нужно выспаться. У крыльца мы распрощались, Коля пошел домой, я тоже. Так закончился вчерашний вечер.

Сегодня, вероятно, не придется идти на улицу, потому что идет дождь. Тем лучше, я еще сегодня утром думала о том, что хорошо было бы хоть один вечер не ходить на улицу, или если выходить, то попозднее и прийти домой пораньше. Это так нужно для того, чтобы не подумали, что я серьезно гоняюсь за Колей Антоновским. Дело в том, что я положила начало нашим отношениям, а не Коля. Стоило мне только чуть-чуть себя сдержать, и ничего бы не было. Но я не только не сдержала себя, но, наоборот, еще сильнее распустила, потому что мне захотелось побузить. Если бы в первые дни моего житья здесь во время игры в лапту с деревенскими ребятами мне указали бы на Колю Антоновского и сказали бы, что с этим мальчиком я буду бузить, то тогда я только бы рассмеялась и не поверила бы. Тогда он не произвел на меня никакого впечатления, а так как он мало гулял на улице, то я его и не знала совсем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное