Дневник длиною в жизнь. История одной судьбы, в которой две войны и много мира. 1916–1991

Ехал раз обоз с мельницы, и в этом же обозе ехал Колосок. Ехал он, ехал и заснул и, сонный, перевернулся в телеге, да так, что очутился задом к своей лошади и головой к чужой лошади, шедшей сзади. Проснулся он и лежит в недоумении: когда засыпал, то лошадь его шла к нему задом, как и полагается, а теперь вдруг очутилась к нему мордой. Не разобрав, в чем дело, Колосок начал кричать на чужую лошадь, чтоб она перевернулась, иначе оглобли сломаются. Ругался он, ругался до тех пор, пока подошедший мужчина со смехом не объяснил ему его ошибки.

Много еще есть про него смешных историй, да те я не очень хорошо поняла. Расскажу теперь, какую с ним штучку счудили.

Дело было в Ильин день, когда мы ходили в Бобровку и когда ребята гуляли до двух часов. Колосок был в ночном с лошадью. И надумали наши мальчишки начудить с ним. Пошли они на поле, привязали Колоска за ноги веревкой, а он в это время спал, и потащили его по полю. Проснулся старик, видит: тащит его кто-то, да спросонья и вообразил, что его лошадь тащит. И давай он на все поле кричать «тпру». А ребята, стараясь не шуметь, все тащат и прямо задыхаются от смеха. В конце концов Колосок понял, в чем дело, и ну ругаться. Ребята бросили тащить и разбежались. Разозленный Колосок прибежал в деревню и прямо к ребятам. А те уж сидят как ни в чем не бывало и на руготню Колоска отвечают полным незнанием дела. Поругался старик и остался с носом, но все-таки решил отомстить мальчишкам. Забрался к Евтисовым в сад, налопушил там яблок и поднял тревогу, будто ребята собрались в сад. Но ничего не вышло, потому что все прекрасно знают этого чудака.

Сидели вчера на крыльце опять до двенадцати. Ребята ушли раньше нас, и мы остались с Маней на крыльце только двое. Мне было досадно, что я упустила Колю Антоновского. Ему самому, конечно, было неудобно остаться с нами двоими, когда все остальные ребята уходили домой, а я тоже промолчала, думая, что, может, он останется. Посидели мы с Маней немного и ушли, несмотря на то, что на улице еще оставались двое ребят: Шура-кузнец и Кротов Петя. Эти ребята для меня неинтересны, и поэтому я ушла домой. Становится очень темно, и писать больше нельзя. Сейчас будем пить чай. Не знаю, придется ли идти на улицу, очень сильный дождь идет. Кончила.

11 августа, суббота

Вчера, как предполагала, так и вышло – на улицу идти не пришлось, потому что стояла такая непогода, что и на крыльцо-то было страшно выглянуть. Дождь был, ветер и темнота непроглядная. А ветер был такой сильный, что без перерыва слышался какой-то грохот, вроде грома, дерева скрипели и шумели, а дождь так и стучал в окна. Прямо осенняя была ночь. Хоть только что и начала писать, а придется кончать, дела есть. Сейчас еще только утро, и весь день еще мой, успею писать, тем более что погода стоит плохая после вчерашней бури.

Кончила дела, могу продолжать. Вечером вчера была у нас Маня. Шура написал ей несколько песен и просил, чтобы и она ему написала. Но Маня не обещала, говорила, что она не знает песен и плохо пишет. В конце концов условились на том, что Маня придет сегодня и будет говорить песни, а Шура будет их писать.

Я играла на гитаре и под аккомпанемент цыганского пела деревенские частушки. Потом сели играть в карты. Играли в козла. Я, как не умеющая и лишняя, потому что играли их как раз четверо: Шура, Маня, Алексей и Валя, молча сидела и училась играть в козла. Изредка посматривала в окно, за которым бушевала непогода и лишь чуть-чуть белело небо, до того было темно. В половине одиннадцатого мы легли спать. Я долго не могла уснуть, потому что невыносимо шумел ветер и хлестал дождь. Единственный вечер за всю эту неделю, который пришлось сидеть дома и не побывать на улице. Крепко я все-таки привязалась к улице, и хоть показывала вчера равнодушный вид и говорила, что мне наплевать, что плохая погода, что это мне все равно, что на улицу идти нельзя, но недаром Шура заметил, что едва ли это так и уж мне-то на эту погоду вовсе не наплевать. Он прав, я очень досадовала на эту погоду.