Дневник доктора Финлея [сборник litres]

Час спустя Финлей как сумасшедший примчался на двуколке в Таннохбрэ. Не обращая внимания на переполох, вызванный его появлением, он направился прямо на кухню, где на диване лежал Питер. Склонившись над ним в мертвой тишине, Финлей занялся его раной. Рядом с ним, держа в дрожащей руке стакан виски и оттого чуть ли не половину расплескав на пол, тяжело вздыхал Хью.

– Господи! Надеюсь, с ним все в порядке? – простонал он.

Финлей медленно выпрямился, вид у него был мрачный и недружелюбный.

– Да, с ним все нормально. Всего лишь мышца порвана. Через три-четыре недели он снова будет в порядке.

– Слава богу! – воскликнул Хью и попытался обнять Несси, но та, бросив на него холодный, отчужденный взгляд, отшатнулась.

Губы Хью задрожали. С какой-то отчаянной мольбой он оглядел собравшихся. Но все избегали смотреть на него. Хью снова застонал и рухнул на стул, съежившись и дрожа, как человек, слишком долго пробывший в холодной воде.

Затем он окончательно сломался. Всхлипывая, он прошептал:

– Господи, я не знаю, что на меня нашло.

Неделю спустя, когда Питер пошел на поправку, Несси отважилась навестить его.

– Что мне сделать для тебя, Питер, чтобы загладить вину? – сказала она, не сводя с него глаз. – Мне стыдно за то, как я вела себя с тобой. А ты спас мне жизнь. Какой ты храбрый, Питер, какой храбрый!

– Ну не знаю… – покраснев от ее похвалы, просто ответил он. – На самом деле там не было ничего такого…

На этот раз скромность застенчивого Питера не вызвала у Несси усмешки. Теперь она знала, что это говорит о его большом сердце.

Через год Питер и Несси поженились и теперь живут в квадратном, построенном из песчаника доме пастора на окраине Таннохбрэ. И хотя они любимы и почитаемы в городке, Питер с Несси ведут не такой степенный образ жизни, какой можно было бы ожидать, если иметь в виду род занятий Питера. Они катаются по озеру на своем маленьком парусном люгере[7] и любят бродить по вересковым пустошам за городком. Ничто не омрачает их счастья.

В тщетной попытке стать мужчиной сломленный и опозоренный Хью продал ферму и уехал в Канаду.

И теперь когда Несси водит своих детей в лес собирать малину, то не думает о нем, разве что только с жалостью – таково ее нынешнее счастье. Но она не забывает ни о докторе, ни о его любви к малиновому варенью, ни о том важном факте, что однажды в конце августовского дня он спас Несси от нее самой и от Хью Риаха.

Вот почему каждый год, когда земля преподносит свои дары, Финлей получает из Таннохбрэ большой горшок сладкого варенья из дикой малины.

10. Хорошо смеется тот, кто смеется последним

– Не ходи, – многозначительно сказал Камерон Финлею в то апрельское утро по получении вызова от Мэг Мирлис. – Мой совет – держись от этой славной леди подальше.

Финлей оторвал взгляд от копченой пикши, которую он уминал с большим аппетитом, и вопросительно посмотрел на своего коллегу и покровителя, из уст которого прозвучали эти мудрые слова предостережения и совет.

– А почему? – спросил он.

Камерон улыбнулся:

– Во-первых, платы тебе не видать как своих ушей, а во-вторых, с Мэг Мирлис все в порядке. Она самая здоровая, самая выносливая, самая скупая старая карга из всех, которые по милости Бога и провоста когда-либо обитали в этом древнем королевском городишке.

Финлей положил себе еще пикши, намазал маслом еще одну фирменную лепешку Джанет и приготовился послушать Камерона. Тот, криво улыбаясь своим воспоминаниям, продолжал:

– Да, никогда не забуду, как я впервые занялся ее здоровьем. Она вызвала меня из-за кашля, заявив, что у нее бронхит, хотя – черт возьми! – я так и не смог обнаружить в ее бронхах никаких неприятностей. Всю зиму я наведывался к ней, поскольку это было в дни моей юности в Ливенфорде, когда меня, зеленого и ретивого, легко было водить за нос. Короче говоря, когда я послал счет, то, чтоб мне пусто было, эта светлость развернулась на сто восемьдесят градусов и заявила, что вызывала меня только один раз, а все остальное время я, дескать, приходил для собственного удовольствия. Она спорила до посинения, и в конце концов я вышел из себя, разорвал счет и швырнул ей в лицо. – Камерон усмехнулся. – Бог мой, именно этого она и хотела! Когда я сказал ей, что не возьму ни пенни из ее дерьмовых денег, она, старая перечница, рассмеялась и указала мне на дверь.

– Вот, значит, она какая! – воскликнул Финлей.

– Да, – ответил Камерон, – именно такая. Она скопидомка, дружище, может, даже не столько скопидомничает, сколько просто экономит. Кочерга! Ей так же жаль своего добра, как безалкогольной гостинице спичек. Заметь, не то чтобы она была бедна. Денежек у нее хватает. У нее в доме полно отличных вещиц – у нее антиквариат, да, прекрасный антиквариат. – Камерон вздохнул с завистью конкурента-коллекционера, ибо, кроме скрипок, старый доктор был страстно увлечен китайским фарфором и собиранием всяческого раритета. – Ну у нее там есть тарелка, а именно подлинник из эпохи Мин – еще прабабка привезла из Кантона, стоит кучу денег. О господи! Я бы отдал за нее все что угодно.