Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)

Так я обнаружила, что наши отношения стали достоянием соседей. В ту пору я особенно долго не видела Канэиэ.

У меня появилась такая привычка, которой прежде не было. Я стала так глубоко задумываться, что, бывало, оставлю где-нибудь любимую вещь, а потом смотрю прямо на нее - и не замечаю. «Может быть, между нами уже все прервалось; есть ли что-либо, что напоминает мне о Канэиэ?» - так я думала, и это продолжалось дней десять, когда вдруг пришло письмо. В нем говорилось о том о сем, и в числе прочего: «Возьми стрелу для спортивного лука, что привязана к стойке спального балдахина», - и тогда я подумала, что эта стрела и есть напоминание о нем, и развязала тесьму.

Казалось мне,
Настанет вряд ли время,
Чтобы внезапно вспомнить о былом.
Но вот - стрела...
Как память поразила!

Это послание я прикрепила к стреле и отправила Канэиэ.

***

А в ту пору, когда встречи между нами прервались, мой дом как раз выходил на дорогу, по которой он ездил ко двору, поэтому то среди ночи, то на рассвете Канэиэ проезжал мимо него, отрывисто покашливая. Он думал, что я не слышу этого, но до моих ушей доносилось все это, и сон не шел ко мне. Как сказано: «Ночь длинна, но мне не спится»[12]. На что было похоже чувство от таких видений и звуков? Теперь я подчас думала о том, как хотелось бы мне жить там, где его не видно и не слышно. До меня доносилось, как мои люди говорили между собою: «Неужто тот, кто прежде бывал здесь, теперь оставил ее?». Я не придавала этому значения, только с наступлением темноты мне делалось очень одиноко...

Было слышно, что в доме главной госпожи, где, как говорили, было много детей, он совсем перестал бывать. «Ах! Ей еще тяжелее, чем мне», - думала я, проникнувшись состраданием к главной госпоже. Дело было около девятой луны. Вложив в стихи все свои чувства, я написала:

Меняет направленье
С дуновеньем ветра
Нить паутины.
Дорога паука,
Как видно, оборвется в пустоте.

Ответные слова были краткими:

Когда изменчивое,
Легкомысленное сердце
Вижу я,
О ветре
Разве думаю всерьез?!

Насовсем Канэиэ меня не оставлял, время от времени мы с ним виделись, - с тем и наступила зима. Ложилась ли, пробуждалась ли ото сна, я только и делала, что забавлялась со своим ребенком и незаметно для себя напевала: «Я как-нибудь задам вопрос малькам форели из садка»[13].

***

Год опять сменился, и наступила осень. В это время Канэиэ забыл у меня рукописный свиток, который читал тогда и с которым ко мне пришел. Он прислал за ним. На бумаге, в которую я завернула рукопись, я написала:

А ежели сердца
Внезапно охладели,
Они - как те следы,
Что тысячами птиц
Оставлены на берегу песчаном.

В ответ он прислал объяснение:

Ты полагаешь,
Сердце остывает,
Когда лишь кулики[14]
На берегу
Оставили следы?

Пока посыльный ждал, я написала:

Вы думаете,
Надо мне искать
Лишь куликов следы.
Но жаль, что неизвестно,
Куда ведут они...

***

Так мы и общались. А между тем наступило лето, и в это время у женщины с городской улочки родился от Канэиэ ребенок. Определив благоприятное направление[15], он сел с нею в один экипаж и, подняв на всю столицу шум, с непереносимым для слуха галдежом проехал также и мимо моих ворот. Я была сама не своя - не проронила ни слова, но те, кто видел все это, начиная с моих служанок, громко возмущались:

- Какое беспокойство все это доставляет! Сколько на свете других дорог, чтобы ездить по ним!

Когда я слышала их, то думала даже, что лучше бы мне умереть. Однако обстоятельства никогда не складываются так, как думаешь. Поэтому в голову ко мне стали приходить горестные размышления о том, что уж лучше мне отныне и впредь никогда не видеть Канэиэ, раз я не могу составить соперничество другой. Дня через три-четыре пришло письмо. Когда я, неприятно пораженная бессердечием Канэиэ, просмотрела это письмо, то обнаружила в нем: «Это время было неблагоприятным для наших встреч, поэтому я не мог приходить. Но вчера благополучно совершились роды. Однако я думаю, что ты станешь избегать меня, пока продолжает действовать осквернение[16]». Моему чувству стыда и возмущения не было предела. Я вымолвила только: «Все в порядке». А после того, как мои люди расспросили посыльного, и я услышала, что родился мальчик, у меня стеснилось дыхание. Прошло дня три или четыре, и Канэиэ решился на совсем бессердечный поступок - пришел показаться сам. Я даже не вышла взглянуть, с чем он пожаловал, и он очень скоро удалился. Потом это повторялось часто.

***