Дневник горничной

Иногда она разражалась рыданиями, бросалась на диван, зарыв голову в подушки, чтобы заглушить слезы и всхлипывала:

— Никогда не любите, Селестина… Никогда!.. Слишком много это приносит горя… Слишком много!

Как-то раз, когда она сильнее обыкновенного плакала, я внезапно заявила:

— Я, на месте барыни взяла бы себе любовника… Барыня слишком красивы, чтобы оставаться так…

Она ужаснулась моих слов:

— Замолчите… О! замолчите…

Я настаивала:

— Но у всех знакомых барыни есть любовники…

— Замолчите… Не говорите мне никогда об этом.

— Но, если у барыни такое любящее сердце!..

Со спокойной наглостью, я назвала ей одного молодого человека, очень элегантного, который часто бывал в доме… И прибавила:

— Душка — мужчина!.. И он, должно быть, такой нежный, внимательный к женщинам!..

— Нет… Нет… Замолчите… Вы сами не знаете, что говорите…

И преследуемая своею мыслью, она повторяла, в то время, как барин в библиотеке у своей лампы выписывал цифры и чертил циркулем круги:

— Он, может, придет сегодня вечером?..

Каждое утро в людской, ко время завтрака это был единственный предмет наших разговоров… У меня осведомлялись:

— Ну?.. Что же?.. Решился, наконец, барин?..

— Ничего… По-прежнему…

Можете себе представить, какая это была восхитительная тема для сальных острот, похабных намеков, наглого хохота… Держали даже пари, в какой день барин, наконец, решится «пойти».

Я ушла от барыни после одной из мелких ссор, в которой всецело была виновата я. Я нагло бросила ей в лицо, в это несчастное изумленное лицо, все ее жалобы, маленькие тайны, горести, в которых изливалась вся ее душа, маленькая глупенькая душа, ненасытная желаниями… Да, все это я бросила ей в лицо, точно комья грязи… И еще хуже… Я обвинила ее в грязном разврате… В самых низких склонностях… Это было нечто чудовищное…

Бывают моменты, когда во мне вихрем подымается потребность бросать оскорбления, угрозы… Из пустяков я делаю тогда самые невозможные вещи, и не могу устоять, даже когда сознаю, что действую против себя, и создаю себе несчастье собственными руками…

На этот раз я зашла слишком далеко в своих несправедливых и бесстыдных обвинениях. Вот, что я придумала… Несколько дней спустя после ухода, я взяла открытку и написала нарочно так, чтобы весь дом мог прочесть следующее миленькое послание… Да, я имела нахальство написать это:

«Уведомляю вас, барыня, что я вам посылаю наложенным платежом все ваши, — так называемые, подарки… Я бедная девушка, но у меня есть самолюбие — и я слишком люблю опрятность — чтобы хранить грязные тряпки, от которых вы избавились, подарив их мне вместо того, чтобы выбросить их — как они этого заслуживают — в помойную яму. Из того, что у меня нет ни гроша, не следует вам воображать, что я соглашусь носить ваши отвратительные юбчонки… Честь имею кланяться».

Положим, что это было хлестко! Но в то же время и глупо, тем более глупо, что, как я уже говорила, барыня была ко мне щедра до такой степени, что конечно, я ей эти вещи не отослала, а продала на другой день торговке за четыреста франков…

Только в ужасном припадке раздражения я могла решиться бросить место безусловно выгодное, какие не часто встречаются, оставить дом, где, как, говорится, нам было — разливанное море, где мы жили в таком довольстве… точно принцы крови…

А впрочем к черту!.. Некогда быть справедливым к своим хозяевам… И тем хуже, ей-Богу! Хорошие расплачиваются за дурных…

Теперь спрашивается, что я здесь буду делать?.. В этой глухой дыре, с моей противной хозяйкой, нечего ожидать никаких щедрот, никаких развлечений… Я буду делать дурацкую работу… Шитье, от которого я ошалеваю… И больше ничего… Ах! когда я вспоминаю о местах, где я жила… мое положение представляется мне еще в более мрачном виде… невыносимо-мрачном виде… И мне хочется бежать, удрать на все четыре стороны из этого медвежьего угла…

Недавно я встретила барина на лестнице. Он отправлялся на охоту… Посмотрел на меня плутовским взглядом… И снова спросил меня:

— Ну, Селестина, вам здесь нравится?..

Положительно он на этом помешан… Я отвечала:

— Не знаю еще, сударь…

Потом с наскоку:

— А барину здесь нравится?..

Барин покатился… Барин понимает шутки… Он, право, славный малый…

— Нужно привыкать, Селестина… Нужно, чтобы вам нравилось… Черт возьми!..

На меня напала смелость… Я и на это ответила:

— Я постараюсь, сударь… При вашей помощи…

Я полагаю, что барин хотел мне сказать нечто сногсшибательное… Глаза его сверкали, как два горящих угля… Но вверху лестницы показалась барыня… барин юркнул в одну сторону, я — в другую… Досадно…

Вечером, сквозь двери салона, я слышала, как барыня говорила барину миленьким тоном, который вы можете себе представить.

— Я не хочу, чтобы вы фамильярничали с моей прислугой.

Ее прислуга… Разве прислуга барыни не должна прислуживать барину… Ну, погоди!.. Погоди!..

III

18-го сентября.

Сегодня воскресенье, я пошла к обедне.