Эти слова заключали в себе всю эпитафию злосчастному зверьку.
Затем капитан сообщил мне, что на прошлой неделе он нашел под кучей хвороста ежа. Теперь он его приручает… Назвал его Бурбаки… Это — идея!.. Умное животное, забавное, редкостное и все ест!..
— Ей Богу!.. — воскликнул он… — В один день он поел — бифштекс, рагу из репы, соленое сало, швейцарский сыр, варенье… Сногсшибательное животное!.. ничем невозможно его насытить… Похож на меня… ест все!..
В это время мальчик провозил по аллее в тачке камни, старые жестянки из-под сардин и разный мусор, предназначенный для помойки…
— Поди сюда!.. — зовет капитан…
И узнав от меня, что барин — на охоте, барыня в городе, а Жозеф куда-то отлучился, берет из тачки камни, черепки и запускает их один за другим в сад, крича во все горло:
— На — тебе, свинья!.. На — тебе, подлец!..
Камни летят, черепки падают на свежевскопанную грядку, где Жозеф, накануне, посеял горох.
— Ну-ка держи!.. Еще!.. И еще, на придачу!..
Вскоре грядка вся покрыта битыми стеклами…
Радость капитана выражается в гиканьи и шумных жестах… Потом он закручивает свои стариковские усы и говорит мне, с видом похотливого Дон-Жуана:
— Мадемуазель Селестина… вы, ей Богу, — красавица, черт бы меня взял!.. Приходите ко мне в гости, когда Розы не будет… ладно? Это — идея!..
Ну, еще этого не хватало… Однако, он в себе уверен…
VIII
Наконец я получила письмо от г. Жана, но письмо очень сухое. Судя но тону его, можно подумать, что между нами никогда ничего не было. Ни одного слова участия, ласки, ни одного намека на прошлое… Говорит только о себе… Если верить его словам, то выходит, что г. Жан сделался важной особой. Это чувствуется по тому пренебрежительно-покровительственному тону, который он берет с самого начала письма… В общем, он пишет мне только для того, чтобы пустить пыль в глаза… Я всегда знала, что он честолюбец — черт, ведь он такой красивый малый! — но теперь это дошло до геркулесовых столбов. Люди не умеют переносить ни успехов, ни славы…