Дневник горничной

— Да, — говорит он спокойным голосом… — Слыхал… болтали сегодня на деревне…

Снова он равнодушен и спокоен. Методически вытирает сбрую большой черной суконкой. Я смотрю на обнаженную мускулатуру его рук, на мощную гибкость мышц… белизну сверкающей колеи. Я не вижу его глаз, под опущенными веками, упорно устремленными на работу. Но мне виден его рот… его огромный рот… его исполинская челюсть жестокого чувственного зверя… И я чувствую точно легкий укол в сердце… Снова спрашиваю его:

— Известно, кто это сделал?

Жозеф пожимает плечами… Говорит не то шутливо, не то серьезно:

— Конечно, какие — нибудь бродяги… проходимцы…

Потом немного помолчав:

— Пюютт!.. Увидите, что их не поймают… Судьи ведь это все продажные твари…

Он вешает вычищенную сбрую на седла и, указывая на портрет Дрюмона, увенчанный лаврами, говорит:

— Если бы у нас был эдакий? Ах! несчастие!

Я не знаю почему, но когда я ушла от него, сердце у меня сжалось от какого-то странного предчувствия…

В конце концов, благодаря этой истории есть о чем поговорить и чем развлечься…

Иногда, когда барыни нет дома и мне становится чересчур скучно, я иду к забору сада, куда Роза выходит мне навстречу. Она постоянно наблюдает за нами, и от нее не укрывается ничто из происходящего у нас. Более, чем когда-либо, она красна, толста, жирна. Губы ее окончательно отвисли, лиф уже не в состоянии сдерживать бушующих волн груди… И с каждым днем ею все больше овладевают грязные мысли… Она только и видит… только и думает… только и живет этим… Всякий раз, когда мы встречаемся, первым делом она оглядывает мой живот, и тотчас возобновляет свои дружеские советы:

— Помните, что я вам рекомендовала… Как только вы заметите, сейчас же отправляйтесь к г же Гуэн… Сейчас же…

Это обратилось у нее в манию… в навязчивое представление… Я отвечаю, слегка раздраженная:

— Как вы хотите, чтобы я это заметила… Я здесь никого не знаю…

— Ах! делает она… Несчастье приходит так скоро… Забудешься на мгновение… это вполне естественно… и готово… иногда даже не знаешь, как это случилось… Слушайте, я видала многих, которые, как вы… были уверены, что ничего не будет… И потом, все же влетали… Но, зная г-жу Гуэн, можно быть спокойным… Это прямо спасение для местечка, что такая знающая женщина…

И она похабно оживляется; все ее жирное тело сотрясается от гадкого сладострастия…

— В прежнее время, милочка, здесь бывало только и были на каждом шагу дети… Весь город был занавожен детьми… Просто гнусность!.. Копошились везде на улицах, точно цыплята на дворе… Пищали у порогов дверей… Галдели!.. Просто ничего не было видно, кроме них! Ну, а теперь — не знаю, заметили ли вы их, больше не видать… почти нет…

И продолжает с гаденькой улыбочкой:

— Это не потому, чтобы девочки не шалили… Ах! Господи, нет… наоборот… Вы никогда по вечерам не выходите, а если бы вышли гулять в девять часов, то увидали бы… под каштанами… Всюду на скамьях парочки… обнимаются, целуются… Очень мило… Ах! я, вы знаете, нахожу это очаровательным… Я понимаю, что нельзя жить без любви… Да, но что за тоска таскать за собою по пятам орду ребят… Ну! так вот их больше нет и не будет… и этим мы обязаны г же Гуэн… Только перетерпеть одну маленькую неприятность… ну, да это, в конце концов, сущие пустяки… На вашем месте я бы не колебалась… такая красавица, как вы, такая изящная, и должно быть так хорошо сложены… для вас ребенок, это прямо преступление…

— Успокойтесь… я и не желаю его иметь…

— Да… да… кто их хочет… Только… скажите?.. Барин разве вам не предлагал?..

— Да нет…

— Удивительно… потому что он этим известен… Неужели и тогда утром, когда он вас притиснул в саду?..

— Уверяю вас…

Мамзель Роза качает головой.

— Вы не хотите сказать… Вы мне не доверяете… Ваше дело. Только, слухом земля полнится.

В конце концов, она сердится… Я кричу ей:

— А! вы воображаете, что я готова со всеми на свете… Со всяким противным стариком…

Она отвечает мне холодно:

— Э!.. милая, не задирайте нос. Другой старик стоит всякого молодого. Конечно, ваши дела меня не касаются… я это и говорю… ведь так?..

И напоследок говорит злым голосом, в котором вместо обычной слащавости, слышится яд:

— Впрочем… это вполне может быть… Конечно, ваш г. Ланлэр предпочитает более зеленые фрукты… У каждого свой вкус, милая…

По дороге идут крестьяне и почтительно кланяются мамзель Розе:

— Добрый день, мамзель Роза… как здоровье капитана?..

— Спасибо, хорошо… Он сейчас занят в погребе…

Горожане идут мимо и кланяются, почтительно кланяются мамзель Розе:

— Добрый день, мамзель Роза… как капитан?

— Спасибо, все хлопочет… Вы очень добры…

На дороге показывается священник; он медленно идет, покачивая на ходу головой. Увидав мамзель Розу, кланяется, улыбается, закрывает требник и останавливается:

— Ах! это вы, дочь моя?.. Как здоровье капитана?..

— Спасибо, батюшка, потихоньку-полегоньку… Сейчас занят в погребе…

— Тем лучше… давай Бог… надеюсь, что он посадил хороших цветов… и в этом году к празднику у нас опять будет алтарь в цветах…

— Разумеется, батюшка…

— Передайте от меня капитану тысячу пожеланий, дитя мое…

— И вам — то же, г-н священник…