Дневник Л. (1947–1952)

Мои легкие приобрели цвет океана. Как же долго я бежала! Они наполнились солеными брызгами. Да, когда я приблизилась к концу проспекта, он наконец-то возник передо мной. Я стала видеть его необъятную и зыбкую поверхность, как серебряную пластину под солнцем. Чтобы приходить сюда, в мой уголок с песком, я сбегала из Пристанища уже три раза. Дороти не наврала, сказав, что это будет очень просто. На трамвае до Уэст-Пико, затем нужно пересесть, и, как по мановению волшебной палочки, – я у воды. Меня снова накажут, а может, и вовсе исключат. Но я куплю себе мороженого и съем его, созерцая волны. Или нет. Лучше я съем его, окунув босые ноги в воду. Так я почувствую приливы и отливы, и песчинки, которые забьются мне между пальцев ног. Не знаю, что со мной происходит: неизвестная лихорадка приводит в движение мои руки и ноги, все части моего тела. Стало невозможно оставаться взаперти в Пристанище, просиживать в классе. Миссис Периани вновь обеспокоится, когда я не выйду со звонком на первый урок, а потом и на второй. Ее поставят в известность лишь к одиннадцати часам или к полудню, а пока я все еще вне поля зрения – я невидима.

Утро выдалось светлым, почти прозрачным. Еще очень рано, и никто, кроме меня, не гуляет. Мороженщик еще не приехал, я жду его, опершись спиной о его неприметный киоск из разукрашенного дерева. Солнце начинает потихоньку припекать, согревает киоск, и я спиной ощущаю тепло. Как приятно никого не видеть! Слышать только гул океана, он громыхает, как может громыхать только исполинское тело. Он – сама жизнь.

Вдали – черные точки с булавочную иголку Это люди вышли со своими собаками на прогулку по пустынному пляжу. Их псы несутся в одну сторону, будто пьяные, опьяненные простором и ветром, затем разворачиваются и бегут обратно к хозяину, а добежав до него, с новой силой устремляются куда-то. Должно быть, все они живут неподалеку. Как же им везет. Я бы согласилась даже на собачью конуру.

Это запишут в моем досье: побег на следующий день после Пасхи, хоть на пасхальной мессе она исполняла ораторию с особым старанием. Но да, теперь я поступаю так, как хочу, живу так, будто это последний день. Кажется, так повелось с тех пор, как Гум приехал за мной в летний лагерь. Жить одним днем. Так не ощущаешь груза будущего, как тот, что знаком тем девочкам, которые боятся что-то не сделать. Не найти мужа, семьи, работы, дома… Я же каждый день нахожу то, что дают. Это одинокое и счастливое утро, например. Или торговца, который только что открыл свой крохотный киоск.

Я возьму клубнично-ванильное мороженое. Других вкусов у него нет, поэтому ничего другого я и не желаю. Я довольна тем, что есть, что реально и красиво. Это безупречное утро.

* * *

Руки ровно сложены на коленях, спина выпрямлена. Я стараюсь улыбаться, но понимаю, что выходит натянуто. Дама в шляпе с перьями, какие давно вышли из моды, говорит обо мне с Миссис Периани. Говорит так, будто меня здесь нет, а Миссис Периани предлагает товар, как будто ничего прекраснее она никогда не продавала. Этакий лосьон от всех бед и пятен. Да я не в обиде на нее за это, она ведь для меня старается:

«Она, несомненно, очень трудолюбива и, к тому же, исключительно опрятна и очень набожна, не так ли, Долорес?»

«Да, мэм».

Меня вызывают в этот кабинет уже во второй раз. Первая пара была ужасной – продавцы из Гарден-Гроув, которые без устали трещали о своем магазине безделушек и жаловались на тяжелую жизнь. Почему же она настолько трудна? Ничего не поделаешь, так устроено… и дальше подобное нытье и вздор. К огромному счастью, Миссис Периани они не понравились, даже если иногда нужно принимать то, что посылает нам Бог. Но этих двух отправил не Бог, нет, они почуяли запах пары-тройки долларов, которые выплатил бы им округ, если бы они взяли на попечение девочку из Пристанища. Ко всему прочему, на нее и работу взвалить можно.

Женщина внимательно изучает меня, пытается понять, вытянет ли она выигрышный билетик, выбрав меня. Ее муж не произносит ни слова. Он столяр и усердно трудится. Она – домохозяйка, заботится о безупречном доме! Женщина выглядит довольной своим положением. Злой она не кажется, скорее, строгой и прямолинейной дамой, которая не выносит пыли и спиртного. У них обоих добрые глаза, и они действительно хотят приютить ребенка, спасти кого-то. Вдруг я представляю себя в их доме: сдержанная и упорядоченная обстановка, обед и ужин в определенные часы. Я жила бы там, где безопасно и где старания вознаграждаются, – я никогда не знала такой жизни, даже в доме у собственной матери. О, Господи, пусть все получится! Сделай так, чтобы я им понравилась, чтобы они выбрали меня, я тоже буду усердно работать, я буду делать все, о чем меня попросят.