Дневник Л. (1947–1952)

Миссис Периани заканчивает свою хвалебную речь на том, что я, ко всему прочему, отменно пою, но этот факт, по-видимому, не трогает строгую и прямолинейную женщину. Она разом сощуривается, и кажется, что не особо верит услышанному. Женщина окидывает меня взглядом и говорит:

«Исключительная во всех отношениях юная особа, если я правильно вас понимаю. Но скажите мне, в чем же все-таки ее недостаток? Потому как хоть один-то у нее должен найтись. Пускай совсем маленький, незначительный. У нас у всех есть недостатки, не так ли? Иначе мы были бы ангелами».

Миссис Периани, натянуто улыбаясь, замолкает на миг. Она знает, что должна сказать правду, ведь Бог слышит ее. В конце концов она отвечает:

«Долорес очень независима».

«Независима, до какой же степени?»

«Ох, наверное, ей у нас не так хорошо, как могло бы быть в стабильной и доброжелательной семье, такой, как ваша. Вот о чем я думала, представляя ее вам…»

Супружеская пара ушла без меня и без кого бы то ни было. Они поблагодарили Миссис Периани за честность, но добавили, что не желают брать в дом беглянку.

Они не хотят тратить больших усилий и надежду без толку. Так сказала чуть позже Миссис Периани. Я разрыдалась у нее в кабинете. Мне было больно и стыдно. Я была ничем, просто нищей, необразованной девчонкой без родителей, не представляющей никакой ценности, и никто и никогда не захочет взять меня к себе. Миссис Периани накрыла мои руки своими: «Так захотел Бог, а значит, это не может быть несправедливым. Не грусти и не гневайся. Ты хорошая девочка, и где-то на божьей ладони записано твое имя».

* * *

Все, я больше не верю в Бога. Мы сделаны из атомов и из пыли. Из пыли, которая способна думать, страдать и получать наслаждение. Это называется быть животным. Однажды мы умрем, наше тело станет разлагаться, и от нас ничего не останется, словно мы никогда и не существовали. Да, вот во что я отныне верю. Это приносит мне облегчение. Вечность давила на меня своим грузом, и взгляд Господа тоже.

Вот о чем я думала сегодня. Эти мысли пришли мне в голову неожиданно, когда я находилась в часовне и рассматривала деревянное изваяние Христа. Я подумала: он сделан из дерева. Все делается из дерева, из камня, из кости, из земли… Эта очевидность так внезапно осенила меня: Христос сделан из дерева! Атомы, связанные между собой и прибитые к кресту, который уже потрескался в нескольких местах и в скором времени сотрется в пыль. Через сто тысяч лет люди, возможно, склонятся над тем, что останется от него, и то если глине удастся сохранить крест, и не будут знать, что сказать о нем. Они не будут знать, что я когда-то преклоняла колени перед этим куском дерева. Они ничего не будут знать обо мне. А что еще вероятнее, ветер все унесет к тому времени. Мы станем землей, скалами, рекой, песком и дымом.

Потом мои мысли вернулись к Гуму и Клэру Я стала думать об их трупах и вечной безнаказанности их злодеяний, об их эгоизме и их злобе.

Вот если бы некоторые люди могли быть наказаны после смерти! Но я больше в это не верю. Нужно наказывать их на земле, в противном случае – это никогда не свершится.

Я найду способ. Они заплатят однажды.

* * *

Прохлада в ночи, наконец-то, после аномальной жары последних дней. Ничто не меняется, надо мной все так же возвышается гигантский свод. Ощущение, будто я нахожусь в кафедральном соборе, вернулось некоторое время назад, когда я шла по проспекту, а с ним пришла безумная паника. Я больше не могу, этот страх изматывает меня. Случалось ли такое с другими людьми? Смог бы кто-то понять меня? Сомневаюсь, и от этого чувствую себя совершенно одинокой. Как-то раз я попыталась рассказать об этом Миссис Периани, и она посоветовала мне молиться, сказала, что так во мне проявляется Бог. Я молилась, но это не помогло. И с тех пор, как я покинула Пристанище, становится все хуже и хуже.

Я сижу на своем маленьком чемодане в темноте, пристроившись в уголке у калитки за рестораном «Сансет». В пятнадцать минут после полуночи у меня назначена встреча. Он закончит работу к этому сроку. Мне немного страшно, но я не могу оставаться под открытым небом. Через меня просачиваются моя жизнь, шум машин, голоса – всё, будто это вода… Такое происходит со мной лишь по ночам: эта паника, ощущение, будто я нахожусь внутри собора, в котором все вверх дном и где я растворяюсь и перестаю быть собой.