Дневник лабуха длиною в жизнь (СИ)

Только что прошел дождь. В небе таяли тучи. Солнышко робко подбиралось к городу. Пахло свежестью. Я сдал последний экзамен за третий курс и в приподнятом настроении направлялся к "Аппендициту". У кафе кучковались лабухи. Увидев Войтека с Таперичкиным, направился к ним. Поведал о том, что разделался с третьим курсом и в честь этого события предложил выпить по коньячку. Мы зашли в кафе и, выпив по пятьдесят грамм, вышли на улицу. К нам присоединилась еще пара человек, и пошли байки. Мимо проходили два мужика в пиджачках, с конторским выражением глаз. Так оно и оказалось. Они остановились, и один из них сказал.

- Чего столпились, разойдитесь!

Все развернули головы в их сторону и, сообразив кто перед ними, стали молча, медленно расходиться.

- С какой стати мы должны разойтись, мы никому не мешаем! - возмутился я.

- А с такой, - оба сделали шаг в мою сторону, - что мы сказали, быстренько разошлись, понятно? - приказал наглым, хамским тоном один из них.

- С каких это пор стало больше трех не собираться? - не мог угомониться я.

- Ты что здесь, самый умный? А ну пошли с нами! - и, как по команде, они взяли меня с двух сторон под руки.

- Никуда я с вами не пойду! - высвободив руки и держа в одной из них портфель с нотами, возразил я.

- Еще как пойдешь! - возвысил голос конторский, приблизив свое лицо к моему. - А будешь упираться, поволочем!

Поодаль стояли ребята, молча наблюдая за происходящим. Поверив, что поволокут, я пошел с ними. Гады! Испортили такое хорошее настроение!

Меня привели в ближайшее отделение милиции, в то самое, куда меня подростком приводила мама. Завели в какую-то комнату.

- Так ты самый умный? А ну-ка, что это у тебя в портфеле?!

Я без слов протянул им портфель. Конторский взяв портфель, раскрыв, высыпал на стол ноты.

- Музыкант, значит.

Я молчал.

- Фамилия, имя, отчество, адрес! - рявкнул конторский.

Сказал.

Тот черкнул что-то на бумажке и, подняв голову, сердито произнес:

- Когда тебе говорят - делать надо, а то разумничался тут. Понял?! - буравя меня глазами, бурчал он.

- Я могу идти?

- Собирай свои ноты, музыкант, не умничай больше и вали!

Собрав со стола ноты, я ушел. К властям, а вместе с ними и к Родине, любви поубавилось.

Вернулся к "Аппендициту". Погода все еще была хорошая. Музыканты стояли за столиками.

- Ну что? - повернулось в мою сторону сразу несколько голов.

- Ничего страшного. Высыпали мои ноты на стол и стали проверять, нет ли каких непозволительных ошибок в гармонии. Спросили, нравится ли мне дважды гармонический минор. Я сказал, что да, и спросил, а это плохо? А они мне так грубо ответили: "Вали на х...!"

- Вот за нашу доблестную контору можем и выпить! - воскликнул Ромка Казак.

Все согласились.

- Скажи спасибо, что по почкам не дали, - добавил Кабан.

Чалая

Ромка Казак в молодые годы отсидел по глупости пару лет. В зоне ему разрешили заниматься на кларнете. После отсидки он тут же поступил в консерваторию. Способный парень, но, к сожалению, алкаш. Уже много лет он играл с моим отцом в два саксофона. Это был единственный ресторан, где играли два саксофона.

Теплыми летними ночами лабухи, закончив трудовой вечер, собирались в центре у большого фонтана. Домой никто не спешил. Постоять у фонтана теплой ночью, когда водяная, прохладная пыль оседает ласково на лицо, после душных, прокуренных, воняющих алкоголем и потом ресторанов - блаженство!

Нас стояло человек пять. Подошли отец и Ромка Казак. Папа рассказал, как в 1949 году он шел ночью с халтуры домой, держа под мышкой небольшой футляр с кларнетом. Кларнет был хорошего качества, известной немецкой фирмы. Отец приобрел его в 1945 году в разрушенном Берлине и очень им дорожил.

- Меня остановили два здоровых жлоба, - рассказывал отец, - почти что у дома и спросили: "Шо это ты держишь под мышкой?" Я ответил: "Кларнет". "А ну дай сюда!" - рявкнул жлоб и, выдернув футляр, стал его открывать. Я протянул к кларнету руки, чтобы не дай бог он не уронил инструмент, а он как гыркнет на меня: "Куда?!" Я быстро убрал руки. "Музыкант, говоришь, мы щас проверим, грай", - приказал он и отдал мне кларнет. Стал я ночью на улице играть.

- Гриша, и что вы им играли? - спросил, улыбаясь, Казак (лабухи к отцу обращались на вы).

- Что, что! - пожал плечами папа. - "Мурку", конечно! Не буду же я им "Плачь Израиля" ночью играть. Когда я закончил, кто-то из окна второго этажа похлопал.

- Гриша, этот кто-то просто свою жену по заднице хлопал, - засмеялся Казак, а за ним и все лабухи.

Рассказали еще историю, потом еще. Отец ушел домой раньше всех. Он никогда долго не стоял - домой, к маме.

Через полчаса мы с Казаком остались вдвоем. Домой идти не хотелось. Мы молча стояли, наслаждаясь летней ночью, как вдруг Казак спросил:

- Бабу хочешь?

Я встрепенулся.

- Какую бабу?

- Нормальную хорошую бабу, хочешь, я сейчас позвоню? Знаком с ней еще по временам, когда сидел. Она, конечно, не Наташа Ростова, покрупнее будет и чуть постарше... Ну что, звонить? - глянул он на меня.

- Ромка, сейчас три часа ночи! Поздно уже! - равнодушно произнес я.