Тенго шла и думала, что стала совсем взрослой, редкой умницей и Почтиискрителем — её муж и дети в полном порядке. Когда-нибудь умрут они с Нико, но дети в озёрной общине и долгие годы спустя продолжат играть в искрожену, которая смогла вернуться домой и привести своего яйценосца.
Глава 17. Дорогой дневник
Дорогой дневник, это пиздец. Намедни начал расти широкий, лопаткой, хвост — мои метаморфозы продолжались. Копчик дико чесался и я весь крестец раздёр, а изогнуться как следует, чтоб зализать, не мог — яйца мешали, в самом прямом смысле. Они существенно подросли, отвердели и опустились, даже немного выглядывать стали. Хожу вперевалочку, как пациент с хромотой Дюшенна, бегаю медленно, на четвереньках передвигаюсь чутка быстрее, чем традиционным способом, но так рюкзак не понесёшь. Как-то несправедлива, если честно, эта незапланированная беременность с первого и единственного секса, о котором в памяти остались только страх и неловкость. Я понимаю, что чувствовали невинные девицы в средневековье, которых похищали и насиловали: за что такое, как с этим жить?
Зато милая моя шустра и подвижна за двоих. Заботится Тенго даже чрезмерно, но, глядя на её старания, я порой грущу о потере человеческого облика. Неужели я обречён прожить остаток жизни среди её диких примитивных соплеменников? Чем мне там заниматься? Я не терял надежду: пусть детёныши вылупятся, а уж тогда попробую заняться поиском антидота. Не просто так я взял с собой реактивы, центрифугу и малый портативный анализатор в водонепроницаемых пакетах. Вдруг подходящие материалы найдутся?
Думаю, я понял, почему с Паркинсоном случилось то, что случилось, и почему такого не произошло со мной.
Во-первых, из всех нас он получил наибольшее количество сыворотки. Во-вторых, он отхватил её в чистом виде. В-третьих, он изначально был больным и дурковатым. Однако, сперва сыворотку получила Тенго, значит, на игле осталась
Но у Тенго, кажется, есть собственные адаптанты, которые поладили с прионами препарата самым позитивным образом, усилили её собственную адаптацию и улучшили гомеостаз. Кто из невольных «подопытных» выиграл — так это она. Обрела зубы, усилила электромагнитный импульс, сперва я думал, что зачатки телепатии тоже появились, потом отнёс дополнительные
Что же вышло со мной? Вследствие отсутствия лаборатории могу лишь предполагать. Скорее всего, прионы крови Тенго определили меня как самца, а прионы выделенной сыворотки адаптировали к потребностям вакантной половозрелой самки в зоне доступа, а затем и к яйценоству, которое, в свою очередь, ускорило метаморфозу. Потому что яйца ДЕЙСТВУЮТ НА МЕНЯ САМЫМ СТРАННЫМ ОБРАЗОМ! Я не шучу и не преувеличиваю.
С одной стороны они реально мешают передвигаться, сковывая движения и прыжки, также по утрам меня всё ещё тошнит. Но с другой — вбрасывают в кровеносное русло эндорфины, потому что мне приятно их наличие и, вдвойне приятно при поглаживании. Чёрт побери, да я с ними счастлив! Я люблю мои яйца всем сердцем! Всё идёт естественно — до безобразия, и это порядком пугает.
В пути у нас времени много, а милая моя говорлива чрезмерно, если не запретить ей трещать, без устали выкладывает свои представления о мире и делится подробностями жизни своего народца, при всей примитивности, довольно-таки разумного, пусть у них нет ни письменности, ни технического прогресса.
— Я хочу пройтись в тишине вон до той скалы, — порою просил я, и Тенго убегала вперёд, чтоб добраться первой.
— Да ты что, я молчунья! — обижено говорила она оттуда. — Самка должна кричать чем погромче и почаще, чтобы все её услышали, быть голосистой и уметь постоять за себя и мужа, самая голосистая на старости войдёт в совет старейшин! Моя сестрица — так непременно, её никто перекричать не может!
Дорогой дневник, кажется, мне повезло, ведь рыбаки могли поймать её сестрицу…
— А самцы в совете есть? — спросил я, потому что не совсем понимал, к чему готовиться.
— Это самый почётный яйценосей общины! — как нечто разумеющееся сказала милая и выпучила глазки. — А иногда ещё шаман, если он самец.
На ночлег мы устроились в валежнике — во время урагана могучая сосна рухнула с корнями, теперь они топорщились во все стороны, словно щупальца, готовые схватить добычу. Под ними прятался лаз в глинистую полость, глубокую, прохладную и сухую. Я потыкал туда палкой, но никто не выскочил.