Не то чтобы я боялся, что Винсент вернется, нет, просто кажется, случиться может все что угодно.
Я втаскиваю матрас за станок, ставлю свечку на пол и усаживаюсь поудобнее, откидываюсь на холодную стену и открываю дневник.
Я откладываю дневник в сторону. Ханне что, правда сходит с ума? Или просто устала?
Что, если она причастна к исчезновению Петера? Что, если она на самом деле столкнула его в озеро, как она писала?
Я тру глаза. Осталось всего несколько страниц, но мне хочется есть. Живот болит от голода, и мне холодно.
Достаю из рюкзака хлеб. Разрываю упаковку и откусываю кусок. Батон внутри еще подмороженный, но я объедаю мякоть по краям.
Потом открываю вторую банку колы, опрокидываю в рот, срыгиваю и швыряю в темноту. Она с треском откатывается в сторону.
Я немного думаю о Ханне и решаю, что все-таки мне ее жаль. Несмотря на то, что я зол на нее, и несмотря на то, что она кажется безумной, мне всё равно ее жаль.
А П. нет.
Я вообще не понимаю, почему она поехала с ним в Урмберг. Лучше бы оставалась в Гренландии с инуитами.
До того как я прочитал дневник Ханне, я никогда не думал, что у жизни в Урмберге есть столько недостатков, но Ханне явно ненавидит Урмберг, и, может быть, она права, когда говорит, что это настоящая дыра.
Я не знаю.
Я больше ничего не знаю, кроме того, что я должен дочитать историю Ханне.
Дневник лежит на коленях. В свечном огарке осталось не больше двух сантиметров. Нужно торопиться.