Дневник нарколога

– Ты думаешь, здесь кому-то нужны твои мозги? Ошибаешься. Если ты придешь к какому-нибудь российскому инвестору и предложишь ему новейший способ выращивания райских яблочек, он пошлет тебя подальше. Ему это не нужно. Больно хлопотно поливать, удобрять и ждать полгода урожая. А знаешь, что ему от тебя требуется?

– Что?

– Креативность по-русски. Если ты, допустим, придешь к инвестору с раздвижной лестницей и скажешь, что у тебя на примете есть замечательный яблочный сад и с помощью твоей лестницы можно быстро обобрать чужой урожай. Вложений ноль, отдача – пятьсот процентов. Вот такие предложения встретят горячий отклик и понимание.

– Хочешь стихи послушать? – зашмыгал носом Кулигин. – С тоски, понимаешь, даже стихи начал писать.

– Давай.

Я отбился от всех. Я на самом краю.

Серп Луны уподоблен веночку.

Никогда не умел я топтаться в строю,

Но не чаял пропасть в одиночку.

Вроде был весельчак, вроде свойский пацан,

И усы не щетинил в угрозе.

Почему же все гонят меня к праотцам

И мечтают распять на березе?

То ли нос воротил. Не желал пить вина

С разношерстною сволочью вместе,

То ль от прожитых лет задубела спина

И не гнется в положенном месте…

– Достаточно, – прервал душевное половодье Копф, – это похоже на присказку: вот лежу я охаю, а прохожим по ху… Неинтересно никому. Вот если бы ты…

– Менты, – напрягся Кулигин, увидев серые фуражки из-за кустов, – или полицейские, черт их теперь разберет. Ух, они нам сейчас устроят качели за распитие в общественном месте.

– Спокуха, – хмыкнул Женька, – говорю только я, а ты молчи как партизан. Я, я, геленваген?

Полицейские, предвидя легкую поживу, приближались, укоризненно качая головами.

– Русланд и дойчланд – фрондшафт! – завопил Копф, размахивая своим немецким паспортом как пропуском в рай.

– Иностранцы, что ли? – сразу утратили приподнятое настроение блюстители порядка. – Кажись, немцы.

Евгений внезапно пустился в пляс, распевая походные немецкие марши.

– Во, немчура, дает. Во, разошелся, – менты с опаской стали поглядывать на Женю.

А Копф то изображал нижний брейк, то демонстрировал русскую присядку, а то скакал мелким бесом вокруг остолбеневших блюстителей порядка. Потом Женя от нижнего брейка перешел к верхнему: он резко подпрыгивал и норовил ударить сверху по милицейским фуражкам. Сева таращил глаза и с ужасом ждал развязки этого балета. Между тем Ферапонтов-Копф, зажав свой немецкий паспорт в зубах, словно кинжал, принялся танцевать лезгинку, потом семь-сорок, наконец, схватив полицейских за плечи, пустился в пляс между ними. Менты отпрянули в разные стороны и, поддерживая свои пострадавшие фуражки, дали деру. Вслед им несся громовой хохот разошедшегося гостя столицы.

– Уф, – пытался отдышаться Женя, – а представляешь, если бы я им русский паспорт показал? Как думаешь, чем бы дело закончилось?

– Тебе бы пожизненный срок обломился, – каркнул Пашка.

– Сто пудов, – схватился за живот Ферапонтов-Копф, – а иностранцев в России заранее побаиваются и уважают.

– Знаешь, я про один случай тут читал, – рассмеялся Кулигин, – хочешь посмеяться?

– Валяй.

– Это все происходило в семидесятых годах, при развитом социализме. Приходит мужик в леспромхоз и говорит: я изобрел новый способ выкорчевывания леса. Тягачи не нужны, лесорубы не нужны, солярка не нужна, дороги не нужны, и вдобавок никаких пней не остается и ничего не гниет. Ему, конечно, говорят, как и мне, – свободен. Но мужик упертый – поехал в районный леспромхоз, потом в главк. До Министерства лесного хозяйства дошел. И отовсюду его пендалями гнали. Наконец, один чиновник в министерстве смилостивился – рассказывай, мол, в чем прикол? Мужик рассказал, чиновник тут же психоперевозку вызвал, и изобретателя в дурку закатали. Оказывается, он предлагал деревья вертолетом дергать. И действительно, дороги не нужны, лесорубы отдыхают, тягачи ни к чему.

– Ха-ха-ха! – загоготал Копф. – Кого-то мне это напоминает.

– Но я же не такой, – оскорбился Кулигин, – я адекватный.

– Смотря, с какого боку, – по-прежнему заливался Копф.

– С какого боку?

– А с того, что в России нормальные люди изобретателями не становятся. Потому что конец у них в нашей империи один – психушка. Вот только отделения разные: или «шизо» косит их ряды, или «белочка» за руку здоровается.

– Так-то оно так, – окончательно сник Кулигин.

– Добиться успеха в России можно только за рубежом, – подвел итог Копф. – Еще по пиву?

– Какой же ты немец, если тормозиться не умеешь, – хмыкнул Кулигин, доставая из кармана последнюю мелочь, – я видел немцев. Они сидят с одной кружкой пива и давят ее целый вечер, а мы с тобой уже по семь бутылок выдули.

– А я и не говорил, что я немец, – заржал Копф, отводя Пашкину руку, – я скорей кубинец, если брать во внимание мое отношение к труду и деньгам. Ну, поедешь в Германию?

– Нет, я буду искать себе применение на Родине, – набычился Пашка, – где родился, там и пригодился.

– Ну-ну.