Дневник невестки

Мы продержались до полуночи. Мать начала хвататься за виски, за поясницу, и, слава богу, я забрала ребенка под предлогом «покормить». У меня на руках сын молчал, но присесть и прилечь с ним не получалось. Младенцы очень хитрые, они безошибочно чувствуют смену ритма и сразу начинают реветь, как только вы надумали спихнуть их в детскую кроватку. Я с ним маршировала до четырех утра, и ничего такого страшного в этом не было. Когда тебе двадцать, прогулять до рассвета – нормальное дело, уж лучше это делать со своим ребенком, чем неизвестно с кем.

Утром, когда все еще спали, моя мама начала собираться. На цыпочках она проскользнула в предбанник и там обувалась. Из душа вышел Антон, он потеснился, чтобы разойтись с любимой тещей.

– Ну что ж… – она ему сказала, – вижу, я вам не нужна…

Нам никто был не нужен. Мы с Антоном очень быстро догадались, как надурить ребенка. Хитрый друг Зильберштейн, которому было лень носить малыша, как-то положил его к себе на живот и вместе с ребенком стал качаться на нашей пружинной кровати как в гамаке. Тут железная сетка пришлась очень кстати. А чтобы сын не вздумал открывать свой рот, Антон принялся напевать ему в ухо старые военные песни. И вот на том моменте, когда Антон пел: «Дымилась роща под горою, и вместе с ней горел закат. Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят…», наш малыш сладко уснул. Через некоторое время Антон повторил эксперимент с качанием. Возлег и запел. И – снова сработало! Чем мы и начали пользоваться.

А под эту песню про безымянную высоту наш сын быстрее всего отрубался. Так что мы старались.

Нас было слышно в коридоре. Мои однокурсники выходили туда покурить с бутылочкой пива. За дверью продолжалась веселая студенческая жизнь, а мы с другом Зильберштейном качали младенца. Хором! «У незнакомого поселка на безымянной высоте!»

…Брат Левушка услышал нас еще на лестничной площадке.

– Вот как вы спелись! – улыбнулся он. – Вам надо на улицу выходить, с футляром от скрипки…

Он взял племянника. Ребенок четко помещался к нему на руку, расстояние от кисти до локтя оказалось идеальным. И рожа у Левушки была такая счастливая, как будто он специально только для того и создан, чтобы нянькаться с детьми. Малыш сомлел у него моментально, а Лева повернулся к нам и говорит:

– Братан, ты в курсе? У нас бабуля умерла.

Антон вздохнул и молча начал одеваться. Парни уехали хоронить свою бабушку, а я смогла приехать в зеленый домик только на сорок дней.

18. Поминки

И день рождения, и поминки – всего лишь повод для семейной вечеринки.

Я не успела – это было мне обидно, не успела показать Боевой старушке внука. Обещала привезти, когда мы с ней болтали на кухне, в той резервной квартире, куда ее переселили из зеленого домика. Мы с Антоном оставались там ночевать, когда приезжали к родителям в гости. И Танечка, сестра Антона, тоже была с нами, и мы все вместе пили чай за тесным столиком. Боевая старушка сидела, сгорбившись, на табуретке – уже не пышная купчиха, а маленькое обветшалое создание.

– Тоскую… – она мне однажды сказала. – Осталась одна тут и сижу целый день в четырех стенах. Что за жизнь? Для чего я теперь живу, сама не знаю. Пора умирать…

– Подождите немножко, – я ее попросила, – в июле я привезу вам малыша…

– Тоскует она! – услышав это, насупилась Танечка. – Как же… Недавно вот пыталась покончить жизнь самоубийством. Газ открыла ночью. Только забыла, что я тут тоже в квартире сплю. Хорошо, что я вовремя встала, а то бы вместе на тот свет отправились.

Старушка покосилась на внучку и сделала вид, что ничего не услышала.