Дневник одержимого Виагрой

Но сразу же тот же чертов голос легонько стучит в моем сознании, напоминая мне мантрическим шепотом: «Пятьдесят баков за струйку». Я понимаю, что, скорее всего, если я сейчас покажу Карен средний палец и уберусь отсюда, то, оказавшись в своей лачуге, я все равно займусь рукоблудством. Так какого же черта?!

— О’кей, — лгу я ей. — Никакой травы.

— Отлично! — говорит Карен с облегчением, но все еще потрясенная. — Это на самом деле снижает количество ваших сперматозоидов.

Да не моих сперматозоидов, господи, думаю я про себя. Этот миф, без сомнения, продукт этих тупоголовых девственниц, которые установили эту сорокавосьмичасовую чушь. Я покажу этим хиппи, что такое сперма на самом деле. Дайте мне эту проклятую чашечку. И даже лучше дайте мне две… Поскольку я, возможно, вышибу дно из первой.

Но мы еще не там. Ясно, что осталось взобраться еще на одну лестницу. Голос Карен, звучавший до этого момента абсолютно по-больничному, становится на удивление личным. Он раздражающе скрипуч, как голос певца в стиле ритм и блюз[163], когда он, заканчивая яркие рулады в «Кирпичном доме»[164], понижает голос и подносит микрофон ближе ко рту, говоря: «А вот сейчас мы хотим немного помедленнее». А вам просто хочется закричать (как я частенько делаю, будучи пьян на свадебных церемониях): «На фиг вас… не останавливайтесь… ведь ритм вовсю. Играй, мать твою! Давай! Чтоб рухнул потолок… давай! Пой, сука!»

Но нет. Как раз когда я готов уже удвоить порцию, Карен хочет немного помедленнее:

— Я хотела бы поговорить с вами о нашей программе отождествления донорской личности…

Она переходит на непреднамеренно полуофициальный тон, который обычно можно услышать только в рекламе тампонов и лекарств от грибковой инфекции. В основном она хочет, чтобы я подписал это соглашение об отождествлении, в котором говорится, что любой здоровый отпрыск, полученный в результате моего вклада в чашечку, может по достижении совершеннолетия (в Калифорнии — в восемнадцатый день своего рождения) получить обо мне сведения, выследить меня, позвонить мне однажды в дверь и заявить, что он — мое чадо. Такой подход необычайно сердит меня. Через восемнадцать лет мне будет где-то около пятидесяти, черт бы побрал.

Я не уверен даже, что у меня к тому моменту еще останется пульс. И если температура моего тела все еще будет выше комнатной, кто знает, чем я тогда буду заниматься? В одном только я сейчас почти уверен: если последующие восемнадцать лет будут хоть как-то напоминать предыдущие тридцать (и скажу честно, шансы достаточно велики: что есть, то есть), последним, что мне, возможно, захочется, будет какой-нибудь только что избавившийся от прыщей юнец, едва получивший право избирать, пачкающий мою дверь и пытающийся заявить, что он (или она) — мой родственник. Насколько я себе представляю, я не умираю от тоски без членов моей семьи, о которых мне известно, и уж, наверно, не буду сходить с ума по каким-то уродам, едва достигшим половой зрелости, нуждающимся в деньгах на колледж или, что более вероятно, в деньгах на выкуп и судебные издержки. Нет уж. На фиг.

А Карен продолжает убедительно и с энтузиазмом. Похоже, что это как раз то, что она выбрала для себя в качестве персонального крестового похода — получать разрешение для незнакомцев стучать в двери другим незнакомцам, из чьих яичек этот первый незнакомец предположительно выпрыгнул.

— Мне кажется, что это можно было бы решить позже, разве нет? Таки мы еще даже и не представляем, жизнеспособный я донор или нет.

(Я намеренно не стал говорить Карен о моей гипотезе Супер Спермы. Гены высшего порядка еще не повод, чтобы забегать вперед. Я вытерплю ту утомительную возню, которая требуется этим другим смертным с меньшим количеством семени, мне бы только сохранить лицо и не казаться надменным.)

Кажется, Карен прониклась моими мыслями, поскольку неожиданно, почти по волшебству, она извлекает откуда-то маленький, запечатанный, чистый пластиковый пакет, в котором находится такая же чистая пластмассовая чашка и пластмассовая крышка (не такая чистая) для пластмассовой чашки.

Ура! Пора начинать концерт!

— Итак, это контейнер, который служит для сбора образцов…

Карен разрывает пакет и выкладывает его содержимое на свой письменный стол. Она объясняет предназначение и/или функцию каждого предмета. По мере того как она делает это, я, по причинам, психогенезис которых я предпочел бы не раскрывать, чувствую себя как курсант полицейской академии, когда его обучают использованию комплекта для сбора улик по изнасилованию. Возможно, это просто неловкость, застенчивость и, что греха таить, смущение, которое может испытывать любой человек с любой степенью хладнокровия в такой ситуации.

Я неожиданно понимаю, почему многие женщины не выносят даже мысли о мужчинах акушерах-гинекологах.

— Вот что нам нужно сделать: сходите в одну их «комнат для сбора» и добудьте образец, который соберете в эту чашечку.