Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens

Рыжий начинает смеяться в голос и уже передает мне паспорт, но, увидев, что квадратный (а то, что он старший, уже не вызывает у меня сомнений), насупившись, молчит, отдергивает руку и листает паспорт дальше, впрочем, не переставая улыбаться.

– Ну, и чё дальше? – спрашивает квадратный.

– Чё, чё… Я одеваюсь и огородами в лес. Не с мужем же встречаться. А приехали на ее машине. Куда идти, чтобы в Москву вернуться, знать не знаю. Проплутал сутки по лесам да оврагам, пока не вышел к станции. Я даже не помню, как она называется. Приехала электричка, довезла до Курского вокзала. Вот и вся история.

– Ну чё, отпускаем? – спрашивает рыжий. – Паспорт есть, прописка московская, ну, попал мужик, бывает…

Я игриво улыбаюсь, мол, «да, попал, сами понимаете, с каждым может случится». И тут события принимают неожиданный оборот. Рассказывая подобные байки, вы рассчитываете на то, что аудитория тут же примерит на себя роль неудачливого любовника, этакого героя в шкафу, фольклорного персонажа. Каждый или почти каждый бывал в такой роли, а если и не был, то не исключено, что будет. Но попадаются и те, кто был по другую сторону баррикад…

– Попал, говоришь, – злобно бросает квадратный, сплевывая, – я тут свою тоже поймал с одним козлом. Только он сбежать не успел, я ему морду капитально попортил. Ну и ей заодно…

– Ой… – вырывается у рыжего.

– Рожа мне твоя больно не нравится, – продолжает квадратный, – да и щетина на двухдневную не похожа. Такую щетину надо дольше растить.

– У меня, может, обмен веществ хороший, – злобно отвечаю я, – в чем проблема-то? Паспорт у меня есть, прописка тоже. В чем я виноват?

– Сейчас разберемся. Соломатин, ну-ка дай мне паспорт, как там его фамилия. Так… Дроздиков Антон Геннадьевич… дата рождения… проживает… Слушай, а тебя по телевизору не показывали, часом?

– Может, и показывали, – уклончиво отвечаю я, – я вообще-то журналист…

– Епта! – вырывается у квадратного. – Точно! – Он делает два шага в сторону к бабке, которая торгует газетами, и говорит: – Федоровна, ну-ка дай мне «МК» сегодняшний.

Мент берет газету, вертит ее, перелистывает, пока не натыкается на нужную заметку, которую и зачитывает с торжествующим видом:

– «Антон Дроздиков, убитый в результате столкновения на российско-грузинской границе. Мы считаем, что вертолеты намеренно открыли огонь по журналистам, – сказал в интервью нашей газете…» Во! И рожа такая же, как на паспорте. А у тебя щетина недельная, и на паспорт ты похож, как свинья на дуб. «К любовнице он ехал…» Пошли, козел! А ты, Соломатин, вместо того чтобы ржать, лучше бы смотрел внимательнее.

– Да я… ну он же вроде… паспорт… это…

– «Паспорт», – передразнивает его квадратный, – щас любая падла с чужими ксивами ходит. Он тебе завтра с паспортом Путина придет, чё, тоже отпустишь? Давай, браслеты на него одень.

– Руки! – срывающимся, бабьим голосом заверещал рыжий. – Руки вытяни. Стоять смирно!

– Ребят, это недоразумение… Я Дроздиков Антон Геннадьевич. Это мой паспорт, – лепечу я.

– Ага, твой. Ты воскрес, наверное. Свистит, как Троцкий, ты посмотри на него, Соломатин. Пошли в отделение, там разберемся, кто воскресший журналист, а кто вор-карманник.

Я пытаюсь привлечь внимание общественности своими криками «произвол властей» и «вы не имеете права», но общественность в этот утренний час занята своими делами. Кто-то спешит на работу, кто-то торгует, а праздношатающиеся смотрят на нас как на рядовой и каждодневный эпизод. Тут старший дает мне легонько кулаком под дых, от чего у меня темнеет в глазах. А Федоровна говорит:

– Правильно, наподдай ему еще. Неча документы чужие тырить да народ баламутить. А еще орет «произвол», ишь, гад какой! Сам виноват, а сам орет!

И это ее «сам виноват, а сам орет», сказанное спокойным тоном, оказалось такой демонстрацией безучастности и, я бы сказал, справедливости случившегося со мной, что я покорно поплелся к отделению, понимая, что это и есть тот самый «vox populi»…

В отделении меня заводят в какую-то комнатку, где сидит пожилой усатый мент и разгадывает сканворд.

– Семеныч, – обращается к нему квадратный, – оформляй задержанного.

– Чего сделал? – спрашивает Семеныч.

– Документы увел. Не знал, что документы эти известного журналиста, убитого неделю назад.

– Я и есть журналист, это недоразумение! – кричу я.

– Ага, журналист. А через час выяснится, что ты бывший председатель ООН Кофи Аннан, – проявляет политическую грамотность рыжий.

– Молодец, Соломатин, – удивленно смотрит на него квадратный, – учишься!

– Кофи Аннан, к вашему сведению, негр, – отвечаю я.

– А это никого не ебет! Это, бля, твои проблемы! – орет рыжий истеричным голосом.

– Спокойнее, спокойнее, – говорит квадратный. – Разберемся, кто негр, а кто нет.

– Карманы освобождаем, брючный ремень и шнурки вынуть, – безучастно говорит Семеныч.

С меня снимают наручники, и я выкладываю на стол сигареты, зажигалку, бумажник, вынимаю ремень и расшнуровываю ботинки. Семеныч тем временем исследует мой бумажник и выкладывает на стол мятые рубли и несколько стодолларовых купюр, после чего удивленно смотрит на квадратного.