Здесь под присмотром двух чертей рядами сидели согбенные люди, долбившие по клавиатуре. На каждом мониторе во весь экран мерцала надпись «Нет соединения». Эти люди были так увлечены своим безрезультатным трудом, что не обратили никакого внимания на наше появление. Вельзевул сел на карточки, аккуратно, как кот, прокрался в середину зала, выпрямился во весь рост, воздел руки вверх и заревел:
– ПРЕВЕД, КРАСАФЧЕГИ!
Его голос подействовал подобно кнуту. Спины выпрямились, люди дернули головами в сторону Вельзевула, попадали под столы и стройным хором ответствовали:
– ПРЕВЕД МЕДВЕД!
– Я не медвед, я чертиг, не усвоили еще? – Вельзевул повернулся к нам и прокомментировал: – Зомби. Ничему не учатся.
– Интернет – это новый отдел. Толком еще с ним не разобрались. Пока вот без связи мучаются, а там посмотрим, – объяснил Велиал.
Довольно быстро пройдя интернет-цех, мы оказались у больших железных ворот.
Надпись, сделанная фосфоресцирующей краской, гласила:
За дверью находилась проходная, как на старых советских заводах. С вертушкой и стеклянной будкой, в которой сидел пожилой черт. На столе у черта стоял телевизор еще советской модели и лежала кипа журналов с программой передач.
– Привет, Алларих, – поздоровались черти.
– Ага. – Алларих кивнул, снял очки, пожевал губами и спросил: – Новенький?
– По твоей части. Политические технологии и предвыборные кампании.
– В русскую зону?
– Так точно.
– Статья?
– Третий срок.
– Как? – обернулся я. – Не понял, почему третий срок?
– Ну, как… – Велиар почесал свою шишковатую голову. – Первый ты в ФЭПе отбыл, так? – Он загнул грязный палец. – Второй в оппозиции, так? Теперь тут – на третий. Ты же все интересовался, будет он или нет? Могу тебя со всей ответственностью заверить – будет.
– Бля… – Я сплюнул под ноги.
Мимо нас через проходную строем прошли восемь чертей с плетьми, с любопытством оглядев меня.
– У тебя усиление? – спросил Велиар Аллариха.
– Ага. Геббельса из «Европейской» сюда перевели.
– Буянил?
– Пытался соседей склонять к вступлению в ряды НСДАП. Замучил всех, одним словом. Пускай теперь тут покантуется.
– Ну, – сказал Вельзевул, – значится, будешь теперь тут.
– Мы тебя еще навестим, больно ты парень смешной, – крякнул Велиар.
– А я чё, теперь тут навсегда?
– Ну. Ты же политтехнолог, вот со своими и будешь чалиться.
– Бывай, пойдем мы, – сказали черти хором.
– Расписаться не забудьте, – остановил их Алларих.
Вельзевул и Велиар поставили оттиски больших пальцев в кожаной тетради. Из оттисков повалил дым и запахло серой. Черти оглянулись на меня и вышли вон.
– Так. Антон Дроздиков, значит. Дай-ка я гляну. – Алларих обошел меня и стал ощупывать мою голову. – Да не вертись ты! Да, значит… великовато… н-да…
Он зашел в свою будку и вернулся с кувалдой в руках.
– Присядь, – сказал черт, размахивая кувалдой.
– Э, дядя, как тебя, ты это зачем? Бить, что ли, будешь? – вскрикнул я, прикрыв голову руками.
– Я тебя умоляю, – скривился Алларих, – руки убери, а?
Он размахнулся и вдарил мне кувалдой сначала по одному виску, затем по второму. Голова загудела как колокол.
– Так-то, – Алларих снова пошел в свою будку и на этот раз вернулся с большим телевизором «Рубин». Черт пыхтел – видимо, телевизор был весьма тяжелый.
– Не вставай, погоди, – и водрузил мне на голову телевизор.
Судя по тому, насколько плотно он сел, Алларих четко подогнал мою голову к отверстию. Я встал, закачался под весом телека и бухнулся на задницу.
– Я чё, теперь все время буду так ходить?
– Ну, в общем да. Иногда послабления случаются, в честь праздников. Если война на Земле начнется или теракт какой.
– А как с ним ходить-то?
– Да привыкнешь. Поначалу всем неудобно. Давай провожу.
Черт отвел меня к двери, поддерживая под руку, и перед тем как открыть ее сказал:
– Знаешь, какое самое большое мучение для медийщика?
– Телевизор на голове?
– Нет, Антон. Самое большое мучение для вас – самим стать аудиторией. Помни это. Хотя, я уверен, такое не забудешь.