Дневник одного плавания

На пустынном причалеу берегов Каталонии. – Цемент. – Безобидная игра в карты и нос боцмана как основной критерий игры. – Мои жёлтые страницы дневника.

На небольшом частном причале близ Барселоны, рас. положенном на пустом побережье с вынесенным подальше в море искусственным молом, загружаемся цементом, который через специальный рукав сыплют в наш трюм из двух больших цилиндрических накопителей. В результате судно оказалось в облаке цементной пыли, проникающей во все щели и поры корабля. Уж кажется, задраили все двери и иллюминаторы, и вентиляционные заборники воздуха, всё равно пыль собирается во внутренних помещениях, тонкой плёнкой ложится на палубы и переборки, на столы и судовую мебель. Даже с карт картёжников видно, как осыпается тонкая цементная пыль, особенно, когда карты ложатся на стол с сабельным замахом:

– А мы твоего гнилого чирика раздербаним козырненьким трюльничком – раз-раз и – ватерпас.

– Ох, ох – напугали! Мы и не такое видели. Тузяку-пузяку на кон выставляю. А ну-ка, служивые, кто на новенького?! А? Бита? Карта бита, не убита. Кто следующий? – Дамец! Ну, кто комиссарского тела хочет попробовать?!

– Вальтецом завалим червивым!

– А козыри-то бубики. Забирай своего вальтеца липового взад. Туфты здесь не надо. Ситуацию сечём и рассекаем по секундам. Горбатого нам не подсовывай. Всё равно на чистую выведем.

Я думаю, иностранцу, основательно изучающему русский язык, бесполезно переводить подобные диалоги. Мы только загоним его в ступор. В крайнем случае, он подумает, что над ним просто издеваются.

Все усилия игроков, совершенно не обращающих внимания на цементную пыль, были всецело устремлены на то, чтобы обыграть боцмана, оставить его в дураках. Ещё в начале нашего рейса проигравший «дурак» залезал под стол и кричал оттуда «ку-ка-ре-ку». С дальнейшим развитием игры правила ужесточились, уж слишком лёгкой была расплата. Большинством голосов постановили лоб проигравшего удостаивать тремя ударами полной колоды карт. Карты, к общему сожалению, с каждой игрой становились всё более растрёпанными и мягкими, и удары, соответственно, носили весьма гуманный характер. Чтобы они стали более ощутимыми, всё-таки пришлось принять коллективное решение перенести дружескую экзекуцию со лба на нос. А поскольку боцман в большинстве случаев оказывался проигрантом, то в течение всего нашего вояжа по морям, городам и весям он ходил сначала с красным, хорошо набитым лбом, а в дальнейшем – с красно-пунцовым распухшим носом. Даже на фоне дублёного загорелого лица такой нос всё равно диссонировал с другими лицевыми органами и выделялся, как предмет чужеродный. Боцман время от времени скашивал на него глаза, ставя зрачки у переносицы, и грозил кому-то в пространство здоровенным кулачищем, иногда приговаривая:

– Ну, заяц!…

Нужно отдать должное игрокам, что правила бития колодой по носу включали в себя обязательное соблюдение мер техники безопасности. Во-первых, ни в коем случае не разрешалось делать более трёх ударов. Даже если бьющий промахивался, это засчитывалось за удар. Во-вторых, проигравший во время неминуемой расплаты должен был руками прикрыть глаза и щёки, зажав свой нюхательный орган тыльными рёбрами своих ладошек. При этом наружу торчал только кончик носа, по которому и наносились положенные удары.

Здесь требовалось своего рода искусство. Попасть кончиком зажатой в пальцах колоды по кончику торчащего из ладоней носа, не задев при этом соседствующих с ним кистей рук было делом не лёгким. И если «экзекутор» просто промахивался, то это засчитывалось за удар и – всё. Но если он задевал ограждающие нос ладони, то это уже штрафное очко, которое записывалось на кон проигравшему, и в следующий проигрыш вычиталось из положенного количества ударов.

Всегда встречали разочарованием проигрыш нашего матроса-радиста. Несмотря на то что в нём бродили еврейские крови, нос он имел маленький, явно не семитский, а когда зажимал его между ладошек, то попасть по нему практически не представлялось возможности.