Дневник одного плавания

Я проехал цивильную пляжную зону, завершавшуюся отелем «Тегга-mar». По-видимому, этому отелю принадлежал и расположенный напротив бассейн, обрамлённый прямо в море обширным подковообразным молом. Прибрежная дорожка вывела меня в аллею из южных хвойных деревьев, сросшихся кронами и образующих тенистый тоннель. Здесь опять приложил свою руку невидимый садовник. Он не только создал эту крытую аллею и разбросал меж пальмами цветники из ярких цветов, но и насадил вдоль приморских пешеходных зон древовидные можжевельники, вытянувшиеся на высоту 10–15 метров. А потом ещё и подстриг их в форме идеальных колонн. В общем и целом природа здесь так выглажена, подстрижена, загнана в кем-то очерченную форму, разлинована и подогнана под некий рукотворный формат, что и сам невольно становишься частью этого придуманного ландшафтного дизайна.

Всё-таки я решил искупаться в дугообразном морском бассейне при отеле «Terramar». Доступ к нему ничем не ограждался. На слегка вздымающейся от дыхания моря поверхности бассейна виднелось две-три головы купающихся. Я легко избавился от майки и шортов и кинулся в солёные воды морской купели. От открытого пространства самого моря закрывал изогнутый в дугу мол, имеющий посреди небольшой узкий просвет, как в разорванном кольце. Снаружи о мол разбивалась пологая прибойная волна, собирающаяся в бурун у этого бетонного разрыва. За ним волна ослабевала и уже с более редкой амплитудой катила свой вал по поверхности бассейна, полностью утихая на песчаном срезе пляжа. Я лёг на спину и, покачиваясь в этой гигантской колыбели, смотрел в безмятежное чистое небо, то приближаясь примерно на метр к бесконечности космоса, то удаляясь на метр от него. От этого во вселенной ничего не менялось. А если и менялось, то совсем по другим причинам. Рядом со мной также в унисон покачивалась женщина-топлес, тоже лежащая на мерно вздымающейся волне и смотрящая сквозь тёмные очки в небо. О чём она думала, я не знал. Возможно, тоже о вселенной и её бесконечности. Если бы меня увидела сейчас наша команда с «Тора», то наверняка я услышал бы примерно такое:

– Ни хрена себе даёт наш электромех стране угля! Мы здесь целый день в карты режемся, дышим цементной пылью, а он, видите ли, развалился с полуголой бабой (миллионершей, наверное) на волнах Средиземного моря и в ус не дует.

(Официально я считался третьим механиком, но по старым канонам, связанным с моими прямыми обязанностями, меня чаще называли именно так – электромехом).

Иногда по выработавшейся с годами привычке я поворачивал голову и присматривал за велосипедом, стоявшим у пляжной скамейки. Ведь если кому-нибудь взбредёт в голову сесть на него и поехать, то я вряд ли сумею догнать угонщика. А это для меня катастрофа. Если я ехал сюда порядка трёх часов со средней скоростью 20 км/час, преодолев тем самым 50–60 км, то обратно идти пешком придётся часов 10–12, не меньше. То есть, в лучшем случае, только к утру я смогу придти на пароход. От этой мысли мне стало неспокойно, и я решил, от греха подальше, закончить водные процедуры. Хотя, с другой стороны, кому нужен мой старый велосипед? Респектабельность здешней публики сама была гарантией того, что не только кто-то может дотронуться до моего железного Росинанта, но даже и сама мысль о краже просто исключена для отдыхающих здесь буржуа. Но старые стереотипы цепки. От них трудно избавиться в одночасье. Как сказал по этому поводу Али ибн Абу Талиб: «На Аллаха надейся, а верблюда привязывай».

Я присел на пляжную скамейку, чтобы обсохнуть, а затем продолжить свой путь, но уже в обратном направлении. Я смотрел на тихую мирную жизнь вне трудовых будней, на слоняющихся без цели по прибрежной мостовой гуляк, на купающихся в бассейне расслабленных людей, на прибранную и ухоженную южную природу и думал: «Смог бы я вот так беспечно и нудно проводить здесь время, не требуя от жизни ничего, кроме неги, тепла и внешнего благополучия?» Ну, день я ещё смог бы выдержать, максимум неделю. А дальше? Дальше необходимо движение, какое-то смещение с мёртвой точки, делание дела, выполнение обязанностей, преодоление барьеров – бег по прямой, замыкающейся в итоге в круг. Но когда он ещё замкнётся? А пока надо бежать. И так все мы бежим по этому кругу, каждый со своей внутренней программой и каждый за своим индивидуальным счастьем и своей мечтой. А не есть ли счастье здесь и сейчас? – Когда находишься в отрешении от недавних и близких забот, в чужом краю, практически голый, без средств к существованию, но здоровый и бодрый, наполненный внутренней энергией к действию, к перемещению в пространстве, имеющий под рукой гениальное средство передвижения – велосипед, работающий посредством мускульной силы. И ещё – я имел желание жить и действовать и участвовать в вечном движении материи, поскольку хорошо осознавал патологическую хрупкость и временность бытия каждого индивида.