Дневник одного плавания

Конечно, у меня при таком взгляде на сиюминутное счастье всё-таки имелся крепкий тыл – это мой славный пароход «Тор». На нём всегда ждёт меня надёжное пристанище, уютный ночлег и хорошая трапеза, приготовленная нашим бессменным коком Петерисом. Я посмотрел вдаль, в ту сторону, где за синей морской поволокой стоял наш трудяга-пароход. Как далеко отстоял он от этих мест! Меня опять посетило чувство тревоги. Я ведь не взял с собой ни насоса, ни какого-либо инструмента, ни ремонтного комплекта для шин. Любой случайный прокол колеса ставил меня в положение безлошадного рыцаря. Я лишался бы средства передвижения, хотя никто меня при этом не грабил. На спущенном колесе далеко не уедешь.

Эта мысль почему-то пронзила меня ещё острее, нежели мысль о краже велосипеда. Я решил, не откладывая, ехать, пока на шестерёнках натянута цепь, и колёса полны сжатого воздуха. Я опять оказался на знакомой мне трассе и опять испытал чувство восторга от стремительной езды. Этот участок дороги имел какую-то свою невидимую энергетику. Возможно, электромагнитной природы или гравитационной, или ещё не известной науке. Если это была электромагнитная сила, то я, как электромеханик, мог бы представить в этом случае полотно дороги, как линейный статор, а себя вместе с катящимся велосипедом, как ротор асинхронного двигателя. Но вот кто включал ток по статорной обмотке шоссейной дороги, мне трудно было представить. Создавалось впечатление, что, перестань я крутить педали, мой железный конь-ротор всё равно нёсся бы галопом, не останавливаясь.

Поскольку я не новичок в велотурах и повидал многое, то могу с полной уверенностью сказать, что на земле есть такие места, где складывается совершенно противоположная картина. Едешь, казалось бы, по ровной дороге, и ветер тебе в спину, и погода хорошая, и велосипед смазан, а приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы обеспечить движение вперёд. Как будто в этом месте тебя кто-то притягивает магнитом, тормозит и даже тянет назад. Это очень неприятное ощущение, чувствуешь на себе воздействие какой-то негативной, невидимой, но явной в своём проявлении силы. Но стоит преодолеть подобный участок, и велосипед будто бы сам вырывается вперёд и освобождается от пут, тянущих вниз и назад.

Обратно я ехал в сторону Барселоны, и Средиземное море оставалось у меня с правой стороны. Иногда попадались участки, особенно на левых радиусных поворотах, где дорога подходила к скальному срезу так близко, что захватывало дух. Одно неверное движение рулём, зазевался, вовремя не повернул влево, и ты летишь в пропасть, на камни, по склону, и дальше отвесно – в море. В таких случаях сами собой приходят строчки испанского поэта Хулио Кортасара:

Мы – путь извилистой реки,
двойное карт изображенье,
дороги поворот – паденье
фигурок с шахматной доски.

Нечастые автомобили обгоняют меня на прямых участках. На виражах это опасно и бессмысленно, поскольку наши скорости сопоставимы, а чаще я еду даже быстрее, хотя на крутых изгибах приходится поневоле притормаживать из-за риска выехать на встречную полосу при правых поворотах, а при левых можно вообще улететь за пределы дороги – в пропасть. Всё-таки голова велосипедиста находится выше головы водителя легкового авто (и это большое преимущество), ты как бы летишь в пространстве, свободно, как птица, не скованный железными рамками кабины, и в итоге поездка на велосипеде приносит истинное удовольствие и даже наслаждение от чувства, близкого к свободному парению. Это двухколёсное устройство даёт ощущение независимости и свободы (не абсолютной, конечно).

На судно я вернулся как раз к ужину. Погрузка закончилась, и боцман скатывал палубу от цементной пыли из пожарного брандспойта. Его красный, припухший от карточных игр, нос повернулся в мою сторону:

– Далеко ездил? – спросил.

– Да тут недалече. Правда, отсюда не видать. А вот здесь, совсем рядом, можно сказать под боком, есть живописная бухточка. Песок – бархат. Вода – парное молоко. Блатуй ребят, пойдём купаться.

– Да ты что, Палыч! Сейчас партия готовится. Надо отыгрываться. – И он посмотрел на свой нос, максимально скосив зрачки к центру.

Я спустился в утробу парохода и, преодолевая табачную завесу, стоящую у каюты второго механика, просунул голову в проём не закрытой двери.

– Архаровцы, – говорю, – хватит биться на пистолетах, пора и расслабиться.

– Что ты имеешь в виду? – в один голос подозрительно спрашивают собравшиеся за карточным столом.

– Здесь под боком, где заканчивается причал, начинается райский уголок. Как на туристических буклетах: высокий скальный грот, внутри песчаный пляжик и синее-синее море с плавной прибойной волной.

– Где ты такое видел? – с высокой степенью скепсиса в голосе спросил матрос Флюс, теребящий в руках растрёпанную колоду карт и иногда делая ею резкое и хлёсткое движение в воздухе. По-видимому, он отрабатывал, а заодно и предвкушал очередное дружеское, но неотвратимое нособитие.