Дневник одного сна

Мертвая гостья медленно плыла по воздуху. На чистом паркете за ней оставалась дорожка из крови и сажи. Откуда-то потянуло гарью.

– Любимая, – выдохнул мужчина в балахоне, протягивая к умертвию руки. – Иди сюда. Смотри, какое новое тело я для тебя нашел… – он указал на девушку, лежавшую в пентаграмме.

Тело?! Ой, мамочки… Я оцепенела от ужаса.

А рыжая смотрела на происходящее рядом и будто не видела. Все так же бездумно улыбалась. Огненные волосы ореолом рассыпались вокруг головы, белая сорочка облегала стройное тело, из-под подола выглядывали изящные босые ступни – словно девушка лежала не на полу, а в своей постели. А может, именно это ей и чудилось?

Мужчина вложил в руку оскалившегося умертвия кинжал.

Кажется, в последний миг рыжая красавица все же что-то осознала. Ее глаза удивленно расширились, рот открылся… Но закричать она уже не успела. Сталь со свистом рассекла воздух, пронзила тонкий атлас, до самой рукоятки вошла в тело. Из открытого рта вырвался воздух, в горле булькнуло, из уголка губ по щеке стекла струйка крови, нырнула за аккуратное ушко, теряясь в огненных волосах. Зеленые глаза остановились на мне, медленно стекленея.

Я сглотнула пересохшим горлом и с трудом перевела взгляд к кинжалу.

Странно, но там крови почти не было… Совсем небольшое алое пятно расползалось по белой ткани, по капле унося из девушки жизнь.

Мужчина в балахоне стал читать громче:

– Virtute indutus in me, et ego bonitatem eius anima in novum corpus.

Запах гари резко усилился, потянуло серой. Вокруг вспыхнуло пламя, загудело, треща искрами. Его языки пробежали по деревянным перилам, взобрались по шторам, уже лизали обшивку стен. Но ни мужчина в балахоне, ни умертвие, склонившееся над своей жертвой, этого, казалось, не замечали.

А я… Я просто не могла сдвинуться с места: тело не слушалось, ноги словно приклеились к полу. Уже нечем было дышать. Дым разъедал не только легкие, но и сознание. Я короткими глотками пила воздух.

И тут внизу что-то оглушительно рухнуло. Раздался звон разбивающегося стекла и…

И я проснулась. В холодном поту, с заполошно бьющимся сердцем. Осознавая, что это сон. Это всего лишь сон…

Телефон все так же лежал в моей руке. Я судорожно вдохнула. Выдохнула. С трудом разжав пальцы, выпустила его из ладони и потянулась к ночнику. Сухо щелкнул выключатель, вспыхнула лампа, озаряя комнату неровным светом. Я схватила с прикроватной тумбочки стакан с недопитым с вечера соком, в один глоток осушила его. И только тут заметила, что на костяшках пальцев жирно чернеют следы сажи.

Полоснуло липким страхом, желудок сжался, едва не вытолкнув обратно только что выпитый сок. Я схватила край одеяла и начала лихорадочно тереть пальцы, словно так можно было избавиться от ночного кошмара. Или не только кошмара?

Внезапная догадка была абсурдной, но… Зато объясняла все. Я не сумасшедшая, чтобы видеть то, чего нет. Нельзя из кошмара притащить в реальность сажу. Значит, это не сон, а нечто большее. Но что?! Одно совершенно ясно: адаптация тут не при чем. Я решительно села в кровати, на сей раз достала чистый блокнот и принялась записывать все, что помнила, пока оно не стерлось, не выветрилось. Даже зарисовала пентаграмму. И вот что странно… Едва мой кошмар лег на бумагу, превратившись в ряды неровных строк, как страх отступил.

Я перечитала написанное, спрятала блокнот в сумку, положила голову на подушку и не заметила, как уснула.

День третий

Утро началось со стука в дверь:

– Кэт, просыпайся, пора в школу!

Я разлепила глаза, села в кровати, зевая и ища ногами тапки. Странно, но сегодня я не чувствовала себя такой вялой и заторможенной, как вчера. Недовольной? Да. Невыспавшейся? Несомненно. Но не вялой. Потому что раз и навсегда хотела разобраться, что происходит. Со мной ли, с домом или с обоими вместе. И врачи с их таблетками и клиниками тут не помощники.

Для начала нужно выяснить у Стива, не происходило ли когда-нибудь в его доме пожара. Но как? Не спросишь же прямо в лоб. Не такие уж у нас родственные отношения. Честно говоря, я его немного побаивалась. Он и так подозрительно интересовался моими кошмарами, а тут и вовсе насторожится. Да и от мамы можно огрести за «невоспитанность и неуместное любопытство». Нет, надо все хорошенько обдумать.

Я и обдумывала, пока умывалась и собиралась в школу, пока спускалась по лестнице.

За завтраком продолжала обдумывать, машинально уплетая пудинг. Ничего умного в голову не пришло, зато незаметно для себя съела все до крошки. Мама, пригубив кофе, спросила:

– Кэт, ты сегодня хорошо спала?

– А? – переспросила я, соображая, что ответить.

Подняла голову и напоролась на внимательный взгляд отчима, от которого захотелось по-детски спрятаться под стол.

– Сегодня впервые мы не слышали твоих криков, – пояснила мама.

– Таблетки доктора Стоуна… действуют, – осторожно пробормотала я, скрестив пальцы за спиной.

Если их, конечно, принимать. Но вслух я этого не сказала.

– Я рада, что лечение помогло, – довольно кивнула мама.