Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742

Прочие растения я указал в конце особого реестра, где описаны самые редкие и наиболее уникальные из местных видов[93]. Среди животных, которые там имеются и служат обитателям в качестве пищи и для изготовления одежды, — тюлени, акулы (Canes charcharias)[94], киты и множество морских выдр, экскременты которых я находил на берегу повсюду; это, кстати, указывает, что обитатели, имея достаточные источники иной пищи, не слишком обращают на последних внимание; в противном случае они выходили бы на берег столь же нечасто, как делают это сейчас на Камчатке с тех пор, как многим стали нравиться их шкуры. Из сухопутных животных, пригодных в пищу, помимо догадок, высказанных выше о северном олене, я не наблюдал никого, кроме черной и рыжей лисиц, которых я и другие видели в разное время; они не были особенно пугливы, возможно, потому что на них нечасто охотятся.

Из птиц я наблюдал лишь двух знакомых, а именно воронов и сорок, в то время как новых и неизвестных увидел более десяти различных видов; все они отличались от европейских и сибирских особенно яркой окраской.

Благодаря моему охотнику удача дала мне в руки лишь один образчик; помнится я видел такой же, окрашенный в яркие цвета, в новейшем описании растений и птиц Каролины, незадолго до того опубликованном на французском и английском языках в Лондоне; имя автора я запамятовал[95]. Но и одна эта птица достаточно убедила меня, что мы в самом деле находимся в Америке, и я передам ее рисунок следующей весной, поскольку мне пришлось его оставить в гавани[96], возвращаясь пешком на Большую реку.

Кратко описав открытую землю, я продолжу повествование о нашем плавании.

ГЛАВА 3 МОРСКАЯ ОБЕЗЬЯНА

Утром 21 июля капитан-командор против обыкновения поднялся за два часа до рассвета, самолично вышел на палубу и без обсуждения отдал приказ поднять якорь. Хотя лейтенант Ваксель настоятельно просил остаться на якоре еще достаточное время, чтобы заполнить все бочки водой, поскольку двадцать из них были пока пусты и ничто, кроме тоски по дому, не обязывало нас возвращаться, приказ тем не менее выполнили, и мы вышли из бухты в море. Достаточной причиной было сочтено то, что ветер был благоприятным для постановки парусов, но противным для входа в гавань. Когда через несколько дней разразился небольшой шторм, мы нисколько не обрадовались, что находимся вдали от этой бухты и берега.

Затем капитан-командор высказал следующее суждение. Поскольку приближался август, а мы незнакомы с этой землей и ветрами, на этот год нам достаточно удовлетвориться открытием и не следовать далее вдоль берега или совершать возвратное плавание близко к этой земле, а идти обратным курсом. Теперь позволительно было предположить, что земля продолжается дальше на запад, но мы не знали, не простирается ли она к югу в направлении Камчатки дальше. В этом случае мы могли бы вслепую наскочить на землю ночью или в тумане или, при подобных осенних штормах, оказаться в бедствии на островах в незнакомом море. Но поскольку нам было высказано суждение не для принятия решения советом и я не услышал никаких возражений, я мог точно сказать по последующим действиям лейтенанта Вакселя и мастера Хитрова, что они не вняли этому предложению[97]. После этого до 26 июля мы постоянно плыли на некотором расстоянии от берега, потому что они считали, что следует идти вдоль этой земли[98], хотя мы могли бы попытаться после каждой сотни миль поворачивать на один или два градуса на север.

Потому случилось так, что ночью 27 июля во время небольшого шторма мы измерили глубину в 60 саженей на банке, простирающейся от земли в море. Земли не было видно[99]. Но если бы мы шли ближе к берегу, они могли бы уже сейчас осознать опасность, в которую позднее всех нас столь часто и безрассудно ввергали. Они, казалось, совсем не используют свой опыт в морских плаваниях.

28 и 29 июля постоянно стояла штормовая сырая погода, и мы получали указания на близость земли по разным плавающим предметам, как было и на пути сюда, и все дальнейшее время, прежде чем мы видели землю, что случалось очень часто.

30 и 31 июля, а также 1 августа стояла прекрасная ясная погода, море было спокойно, дул благоприятный юго-восточный ветер, и мы успешно продвигались вперед. Около часа пополуночи, бросив лот, мы обнаружили, что находимся на глубине всего четырех саженей, хотя капитану-командору об этом доложили иначе. После этого при спокойной погоде мы наконец ушли столь далеко от земли, что достигли глубины в восемнадцать — двадцать саженей, где отдали якорь и стали дожидаться рассвета.