Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742

Это настоящее американское морское животное, скорее гость или пришелец в Азии, которое живет в Бобровом море от 56-го до 50-го градуса, где Америка находится ближе всего и оба континента разделены лишь проливом шириной от сорока до пятидесяти миль, который к тому же заполнен множеством островов, способствующих переходу этих животных в вышеупомянутый район Камчатки; в противном случае они не могли бы преодолеть широкое море. Согласно сведениям, собранным у чукчей, я был уверен, что это животное водится в Америке напротив Камчатки от 58-го до 66-го градуса, поскольку русские в окрестностях Анадырского острога получали шкуры при торговле. Но причина того, что это животное не встречается на Камчатском побережье выше 56-го градуса, заключается в том, что Камчатка оттуда простирается на север, а Америка — на восток и море между ними имеет большую ширину, чем эти животные по причинам, упомянутым выше, могут преодолеть. Следовательно, в этом пространстве мало или совсем нет островов, что также правдоподобно в силу его природы, поскольку острова считаются остатками материка, только оторванными определенными событиями. Между 56-м и 50-м градусами мы встречали морскую выдру на островах вблизи Американского материка[241], а под 60-м градусом — рядом с материком, на самом мысе Св. Ильи, в 500 милях к востоку от Камчатки[242]. Эта морская выдра, без сомнений, то же самое животное, которое бразильцы на восточном побережье Америки, по сведениям Маркграфа и Рэя[243], зовут ilya и carigueibeiu; следовательно, это морское животное водится если не во всех, то в большинстве мест западного и восточного побережья Америки. Соответственно мое прежнее предположение является теперь установленным фактом — морских выдр, которые зимой и осенью в огромном количестве приходят с дрейфующими льдами на побережье Камчатки, приносит сюда с самого Американского континента, но часто и с островов в проливе, мимо которых проходит лед. Я видел собственными глазами, что эти животные любят лежать на льду и в мягкие зимы их, спящих и бодрствующих, приносит на тонких плавучих льдинах с приливом на наш остров, а с отливом уносит в море.

Животное обычно имеет пять футов в длину, а по грудной клетке, где оно толще всего, — три фута в окружности. Наибольший вес с внутренностями — 70 — 80 фунтов.

Что касается его внешнего вида, то оно во всех отношениях похоже на выдру, за исключением задних ног, которые плоски и по строению напоминают плавники тюленей. Внутренности устроены так же, как у выдры.

Шкура, которая свободно лежит на мясе, как у собак, и повсеместно трясется, когда животное бежит, настолько превосходит шкуры речных выдр по длине ворса, красоте, черноте и блеску, что их едва ли можно сравнивать. Лучшие шкуры продают на Камчатке за 20 рублей, в Якутске — за 30, в Иркутске — за 40, а у китайской границы[244], в обмен на товары, — за 80 — 100 рублей.

Мясо достаточно пригодно для питания и вкусно, но самки значительно нежнее и вкуснее, и, против естественного порядка вещей, они жирнее и вкуснее всего до, во время и после рождения детенышей. Кормящих выдр, которых за плохие шкуры зовут медведками, всегда можно сравнить с кормящими овцами за нежность их мяса, как жареного, так и вареного.

Самцы имеют костный пенис, как тюлени и все прочие морские животные. У самки две грудные железы рядом с гениталиями. Совокупление у них происходит, как у человека. В естественной среде это чрезвычайно красивое и приятное животное, равно как забавное и комичное по своим повадкам; в то же время оно очень игриво и любвеобильно. Когда видишь их бегущими, блеск их меха превосходит самый черный бархат. Они лежат семьями: самец со своей самкой, подросший отпрыск под названием „кошлак”, выкармливаемый малыш и молодая нянька. Самец ласкает свою самку, для чего использует передние лапы, как собака, и лежит на ней, но часто она, играя, сбрасывает его с себя. Не всякая самая любящая мать так забавляется со своими детьми, а они любят своих детей до такой степени, что готовы ради них подвергать себя смертельной опасности. Когда у них отбирают детеныша, они громко плачут, как маленький ребенок, и так тоскуют, что мы несколько раз обнаруживали их через десять — четырнадцать дней высохшими, как скелет, потому что они болеют и ослабевают, но не хотят покидать это место. Спасаясь, они берут вскармливаемых детенышей в зубы, а подросших подгоняют перед собой. Если им удается убежать, оказавшись в море, они сразу начинают насмехаться над своими преследователями, так что на них нельзя глядеть без крайнего веселья.