Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742

1 апреля подконстапель Роселиус, подлекарь Бетге, гардемарин Синт и казак, как обычно, вышли из нашего жилища на промысел. К вечеру разразился такой страшный шторм с северо-запада, что никто не мог удержаться на ногах или видеть хотя бы на шаг вперед. Более того, за ночь выпал снег в сажень глубиной, и мы не могли припомнить, чтобы испытывали более яростный шторм с самого нашего прибытия на эту землю. Наши товарищи, о ком мы дома сильно волновались, чуть не погибли; пролежав всю ночь под глубоким снегом, они едва смогли выбраться и дойти до берега. Однако гардемарин отстал от них и потерялся, известий от него не было, и, вероятно, никто из них не вернулся бы, если бы шторм не кончился к рассвету. На следующий день мы несколько часов трудились, прежде чем смогли выбраться из своего жилища; в тот самый момент, когда, к счастью, был расчищен вход, трое наших людей вернулись, столь бездыханные, безмолвные и застывшие от холода, как неподвижные машины, что едва могли передвигать ноги. Подлекарь, совершенно ослепший, не способный видеть, брел позади остальных.

Мы немедленно их раздели, укрыли постелями и с помощью чая и других средств привели их, благодарение Богу, в такое состояние, что волновались только за гардемарина, которого, однако, через час нашли в беспамятстве бродившим по берегу[256] в еще более тяжком состоянии и привели к нам. Мы не могли не опасаться, что он потеряет кисти рук и ступни, потому что он всю ночь пролежал в речке, был тверд, как камень, а одежда примерзла к его телу, но Бог возродил его без каких-либо повреждений. Подлекарю понадобилось восемь дней, чтобы восстановить зрение[257].

Хотя это происшествие сильно нас напугало, остальные намеревались вести дело мудрее и, при необходимости куда-либо идти, дожидаться более благоприятной погоды. И поэтому 5 апреля, поскольку у нас кончалось мясо, я, Плениснер, мой казак и слуга покойного капитана-командора отправились на промысел на юг в самую приятную и солнечную погоду. Убив сразу, как только подошли к морю, столько выдр, сколько могли унести, мы сидели вокруг костра у утеса, намереваясь провести здесь ночь, когда внезапно удача опасно отвернулась от нас. К полуночи поднялся такой жестокий северо-западный шторм с таким обилием снега, что нам не удалось найти укрытие. Казака уже так сильно засыпало снегом, что он лежал погребенный им, не в состоянии двигаться. Я сидел в снегу и пытался согреться и отогнать смертную тоску, постоянно куря табак. Двое других непрестанно бегали взад и вперед, как истинные hemerodromi[258], хотя из-за ветра едва могли держаться на ногах.

Когда наступил рассвет, который с трудом можно было отличить от мрачнейшей ночи, другие мои товарищи не позволили мне оставаться под снегом, и я наконец поднялся, чтобы вместе с ними искать пещеру или расселину в камнях. После длительных блужданий, так и не найдя убежища, мы вернулись, полумертвые и отчаявшиеся. Поскольку мне не удалось заставить моего казака подняться, мы насильно откопали его из-под снега и договорились разделиться на две партии и еще раз попытаться спасти свои жизни, потому что шторм не утихал. В этом казаку повезло больше, чем нам. После получасовых поисков он набрел на очень широкую, просторную пещеру в скале, которая, несомненно, была результатом сильного землетрясения[259].

Получив это известие, мы с надеждой устремились туда, нагруженные дровами и мясом, и оказались в укрытии, защищенном от всех ветров и снега. Оно так чудесно было создано природой, что мы сразу поняли, как эта находка, подсказанная нуждой, будет нам полезна в будущем. Кроме крова и достаточного помещения для нас самих, мы получили здесь амбар для хранения провианта от вороватых и злых песцов. Мы также нашли созданный природой очаг, поэтому могли обогревать эту пещеру, как комнату, и с удобством готовить пищу, нисколько не страдая от дыма, который уходил вверх в узкую расселину над нами.

Здесь мы, слава Богу, пришли в себя и отдыхали три дня, потому что нам надо было снова идти на промысел, так как во время шторма песцы съели наш провиант. На четвертый день мы вернулись домой с богатой добычей и добрыми вестями, в то время как наши товарищи беспокоились, появимся ли мы вновь.

Впоследствии пещера и бухта были названы моим именем, потому что были открыты моей артелью[260].

За несколько дней до нас подштурман Юшин с единственным нашим корабельным плотником, который в одиночку взялся построить судно[261] и с которым поэтому были связаны все наши надежды на возвращение, пошли на промысел, взяв с собой еще троих. Когда им таким же образом пришлось искать расселину, они нашли ее у самого моря, и случилось так, что из-за высокой воды они оказались в ней, как в тюрьме, в течение семи дней, без пищи и дров, и вернулись лишь на девятый день, когда мы уже считали, что они либо утонули, либо погибли под снежной лавиной.