Дневник полковника Макогонова

И вой раздался — долгий протяжный. Волчий вой. Будто горы взвыли от дикой неземной боли. Вскричали горы, потухли белые вершины. Перевернулись через себя горы — уперлись макушками в землю, закрыв основаниями своими небо от пуль. Эхом от выстрелов разносились в горах стоны умирающих людей. И могло так показаться, что это стонут древние языческие боги, те самые, которые покарали Харачойскую долину своим проклятием.

Шел бой. Одну, две, три минуты… Три с половиной…

Пятеро бородачей, что шли первыми, лежали теперь в разных позах недвижимыми на снегу. Двое окунулись лицами в холодные воды Охолитлау — будто пить им захотелось, да так устали люди, что не смогли оторваться от ледяной воды… Кровяные пятна поплыли по реке. Валялся покореженный разрывными пулями АГС, снаряженные «улитки», винтовка, автоматы.

Бегущие воды Охолитлау снова стали прозрачными; преломлялся в водах утренний свет, как в жидком хрустале.

Вот еще один бородач забарахтался под взрывом мины…

Мина минометная — штука страшная. От танкового или какого другого снаряда осколки расходятся вверх веером. Когда рвется минометная мина, спасения от нее нет. Даже если зароешься в глинозем по брови, все равно достанет. Не в лоб, так через задницу порвет.

Еще трое корчились у опушки — не успли добежать до леска.

Воют Авдеевы мины.

Бородачи скорости наддали: теперь уже не смотрят — не стреляют в ответ, а прямым ходом «валят» от речки в лес.

Пять, семь, десять, двенадцать бородачей насчитал Тимоха на берегу Охолитлау. Боевики стали отходить к ущелью. И ушли почти, но послышался взрыв.

— Опаньки! — возликовал Тимоха. — ОЗМка Спиринская.

Стрельба стала стихать. Тела боевиков оставались на снегу, некоторые еще подавали признаки жизни. Слоненок их добивал из «Утеса» не спеша, прицельно — ду-дух, ду-дух. Пока последний не перестал шевелиться. Один все полз и полз. Успокоил его Спирин из «бучиной» СВДшки.

Спирин погладил ласково винтовку:

— Старушка.

Тимоха где-то на первой с половиной, или уже на второй минуте боя доложил, как и предписывалось командиром, по рации, что так и так, Сотый, веду бой. Два щелчка в ответ. Что мог командир еще сказать?.. Ясно ж и так: бой, он и в Африке бой.

Перестали стрелять. Порохом сильно пахло.

Ветром несет пороховую гарь по ущелью в сторону Харачоя. Пусть разносит. Нашумели так, что и курить теперь можно в открытую.

Закурили.

И вдруг крикнул Володька Авдей:

— Пацаны, обходят!

Такое случается на войне. Не дураки же были бородатые.

Как-то в конце девяностых Тимоха смотрел кино, где бравый командир спецназа в гору на пулеметы вел своих солдат. Смешно было. Тимоха к тому времени уже повоевать успел в первую чеченскую кампанию. Очень было смешно, когда на пулеметы в лоб. Но то ж кино, понимал Тимоха. И было бы смешно, если боевики так и перли бы по-открытому, одной командой. На самом деле было не до кино теперь группе сержанта Тимофеева, сибиряка и потомственного ушкуйника. Вторая группа бородачей шла по склону. Когда началась стрельба, бородатые стали как и положено обходить позиции разведчиков. Но склон крутой, карабкаться по нему трудно, и требуется время. Если бы бой протекал чуть дольше, если бы Слоненок и Спирин были бы плохими стрелками, как пастухи из Харачоя, то бой закончился бы не в пользу ленинской разведки. Вышла передышка — времени хватило разведчикам, чтобы перегруппироваться для отражения атаки.

Еще Авдей кривой. Эх, Авдей…

Конечно, на войне случается такое — обошли их позиции.

И закусил Тимоха губу.

Слоненок со Спириным разворачивают «Утес». Тимоха, с Ежиком, завалившись в снег где пришлось, строчили без остановки. Нужно было задавить огнем наступавших — только успевали менять магазины. Секунды проходят — десять, тридцать, пятьдесят.

Они не удержались бы, если бы не Авдей…

Авдей в начале атаки с тыла, когда началась стрельба, вдруг присел неловко, подержавшись немного за грудь, будто отдышаться хотел, бросился к миномету и стал наводить.

До боевиков было метров двести. Расстояние сокращалось. Сто восемьдесят. Секунды неумолимо тикают вместе с автоматной трескотней. Сто шестьдесят, сто пятьдесят, сто сорок… Критическое расстояние для «Подноса» и минометного расчета. Совсем критическое!

Авдей клал мины по заранее обозначенным ориентирам.

Спохватившись будто, заработал «Утес».

Потом Тимоха удивлялся, когда обходили поле боя — как умудрился Авдей уложить мины на сто тридцать метров даже. Немыслимо было. Подумал Тимоха, что Авдей был минометчик от бога.

Стала захлебываться атака бородатых. Еще успел услышать Тимоха негромкое, будто робкое, захлебнувшееся в автоматном истеричном стрекоте, вое мин, грохоте разрывов: «Аллауху Акба-а-а… Алла…» Услышал Тимоха и залпы второй группы, что южнее располагалась по склону. Там тоже заметили бородатых и уже, в свою очередь, накрыли наступающих с тыла и флангов.

Мины сделали свое дело.

Бородачи отступили.

И горы слали проклятия на их головы, и горы выли волчьими голосами, что «так вашу мать, та-ак!». Может, это и не волки выли, а это Спирин со Слоненком вопили в две луженые солдатские глотки: «Ма-ать-перемать! размать!»