Дневник полковника Макогонова

Животные инстинкты — жажда крови, свежей пищи — гнали волков по следам лосиной семьи. Лосиха не могла бросить лосенка. Лосиха свернула от обрыва и пошла прямо в бурелом. Но лосенок, уставший от долгого изнурительного бега, припал на передние ноги и жалобно мычал. Отчаявшаяся мать звала его… И появилась стая, влекомая инстинктами. Была кровавая сцена. Одноухая не убила первым лосенка, но бросилась к его матери. И волки быстро убили ее. Большой Ву зарезал лосенка. Все было кончено. Волки насыщались свежим мясом, сколько было возможно. И некоторые волки пожирали до двадцати килограммов свежей кровоточащей лосятины. И только волчица не успокоилась. Инстинкты… Она должна была убить — и убить того, кого люди назвали бы ее сыном. Но она уже не испытывала материнских чувств к окрепшему самцу — тому самому — с серыми пятнами и белой манишкой на груди. Он становился сильным волком, и был теперь опасен. Власть Одноухой висела на волоске. Это был щенок, родившийся от того кавказца, которого они убили, заманив в ловушку. Волчица подпустила пса, чтобы он покрыл ее напоследок, а после убила. И если бы Серый, так звали жители Харачоя этого громадину с черными подпалинами и горбом, не был так голоден и смог бы вовремя перевести дух, когда пожирал куски разорванного им на части лосенка, то увидел бы, как Одноухая и Большой Ву подобрались к нему сзади с двух сторон. Волки кинулись на полукровку Серого. Стая, оскалив кровавые пасти, смотрела, как убивают Серого… Одноухая встала над его телом и протяжно завыла. И было ей неведомы терзания и муки, что испытывал человек в долине между рек Охолитлау и Харачой. Разум ее пребывал во мраке древних инстинктов — таких, что призывали ее убивать и терзать добычу. И убивать ближнего, дабы не смог ближний убить ее.

Белые горы, немые свидетели кровавой драмы, припали вершинами к земле и, перевернувшись гигантскими основами к небу, заслонили весь мир, небо и солнце.

Погода испортилась. Серым стало небо, скрылось в пелене солнце. Холод пришел с белых вершин.

Выли волки. Солдаты перестали обращать внимание на волчий войн, один только Спирин на склонах и гребнях все искал в снайперский прицел ту одноухую волчицу. Но так ни разу больше и не увидел ее.

Тимоха все курил, будто это согревало. Дуло в сторону Харачоя, поэтому Тимоха разрешил народу перекурить. Там как раз свои теперь наводят движение. Он смотрит через бугор, на котором примостили «Утес». Вся Харачойская долина перед ним.

— Идут, что ль?

Тимоха вздрогнул. Слоненок неслышно подобрался со спины.

— Чего орешь? — выругался Тимоха.

— Пойду Авдею помогу.

— На «Утесе» Ежика оставь.

— Угу, — хрустнул Слоненок.

— Все жрешь.

Угукнув, пошел Слоненок помогать кривому Авдею — нужно быо грамотно, на все военные случаи, устанавить миномет «Поднос».

Минометчика Володьку Авдеева кривым звали потому, что не было у него одного глаза. Не моргая, смотрел Володька стеклянным протезом на мир и людей. Теперь он устанавливал на краю поляны у леска свой «Поднос». Помогали ему двое разведчиков, приданные к его мобильной минометной батарее. Слоненок еще подвязался. Добросовестный Слоненок натаскал веток. Понабросали охапками снега — укрыли, замаскировали позицию.

«Кривизну» Володька заработал, когда служил в саперном взводе — вышибло ему правый глаз во время подрыва фугаса на Первомайке. Случилось это еще при известном всей комендатуре солдате Буче, Иване Знамове. Костя Романченко был тогда жив. Были живы тогда Гарик Иващенко, Чурсин со Слободянником, командир минометчиков Ренат с женой Юлей, красавица Светлана Пална — военно-полевая подруга коменданта Удава. Спирин тогда получил контузию. Они с Володькой приятелями остались. Иногда вспоминали старых саперов, разведчиков. Поминали молча.

Вернувшись в комендатуру с протезом вместо глаза, подумывал Володька об увольнении. Передумал скоро. Намекнул кто-то — кому ты кривой будешь нужен там, дома! Ни одна баба на тебя не глянет и пенсии никакой не получишь. И ордена тебе не видать — рожей не вышел. Прошло два года как нахлобучило Володьку, служил он неизменно в комендатуре. И вроде как решил служить вечно, потому что обратно, если вдруг уволится, не примут его ни на каких условиях. «А потому что на хрен Красной армии кривые минометчики!» — подначивал Володьку мракобес Тимоха.