«В чем истинная вера? Мусульманин должен помнить о джихаде. Джихад — усердие в вере. Разве убивать оккупантов не является усердием в вере? Волки. Последняя волчица. Что имел в виду старик?..»
Ризван был горд, не взирая на терзавшие его сомнения и горькие мысли о большой путанице. Он был горд: его ценят за то, что он делает свою работу превосходно.
«А может быть, все дело в той проклятой пещере, где покоятся кости таинственных неверных?.. Чушь! Это всего лишь кости рабов — недостойных жить рабов», — успокаивал себя Ризван.
Ему особенно запало в душу стихотворение
Перед самой отправкой Ризван записал интервью с Шамилем на видео. Басаев сидел на бревне, была хорошо видна его нога — протез. Шамиль улыбался, и неторопливо говорил, что борьба продолжается. Что верховная власть в Ичкерии принадлежит высшему военному меджлису моджахедов. Власть мунафиков силы не имеет: «Но они трусливо прячутся за бронированные двери Кремля». Что борьба будет идти до победного конца. Шамиль трогал протез. За его спиной вставали горы, вокруг был лес. Парил на костре чайник. Рядом с Шамилем был его друг — белокурый моджахед-славянин.
Ризван думал, что вот удивится его руководство, когда рядом с Шамилем увидят русского. Это будет сильный ход — смотрите, правильные славяне-русские выбирают путь истинной веры! Среди русских есть не только свиньи, насильники и пьяницы.
Ризван удобно устроился на заднем сиденье. Впереди сидела незнакомая ему женщина, куталась лицом в платок. Заднее стекло было треснуто — будто камень попал из-под колес на дороге. Майрбек плюхнулся за руль; заметив, как Ризван оборачивается и трогает выбоину, сказал:
— С блока стрельнул пьяный контрактник. Это моя сестра, она поедет с нами, чтобы было побольше народу, с женщиной всегда лучше ехать. Значит, если остановят, как договаривались, ты, значит, приезжал в село к родственникам. Кстати, Ризван, а кто у тебя остался здесь?
Ризван замялся.
— Никого не осталось. Уехали. Когда во вторую войну стреляли «градом», ракета разрушила родовой дом. Дед умер еще до войны. Да прими, Аллах, его благочестивую душу. Свою семью вывез за границу.
— Понятно.
— Извини, брат, я много раз думал вернуться. Но пока, сам понимаешь. Моя работа приносит много пользы — это информационая война. Если б я погиб в горах в перестрелке, проку было бы не много от меня. Ведь так же, Майрбек?
— Наверное. Едем. Паспорт у тебя настоящий?
Ризван похлопал по карману куртки.
Машина тронулась. Они выехали с улицы, на которой остался родовой дом, залатанный глиной, фанерами и связками соломы. Старик смотрел им в след, шептал губами.