Ризван вдыхал полной грудью воздух гор. Он был почти счастлив.
Здесь, в Харачое, жили его предки. Он приезжал из Грозного на каникулы к деду в село. Туристы уходили по тропам к высокогорному озеру Кезенойам. Ризван с гордостью писал сочинения «Как я провел лето» — что бывал не раз на том голубом озере. И что знает теперь козьи тропы и потаенные места в горах. Он стал настоящим горцем. Дед пас овец, Ризван уходил с дедом в горы. Однажды дед показал ему пещеру. Он не разрешил войти в нее, сказал, что пещера таит в себе проклятие древних. Давным-давно люди, не знавшие Аллаха, сотворили страшный грех. И боги, древние языческие боги, послали проклятие на эти земли. «Что же за грех?» — спрашивал Ризван. «Убийство невинных», — отвечал дед. Ризван прятался за дедову спину. Он глядел с опаской в ту сторону, где в густой чаще буковых лесов таилось до поры до времени проклятие языческих богов…
Утром за ним должна была прийти машина Эшиева Майрбека.
Майрбек, командир стрелковой роты самообороны, был честным парнем. Он и его ребята служили новой власти кафиров и мунафиков-лицемеров. Но они были преданы своему народу и истинной вере. Они были своими среди чужих, они надежно страховали своих братьев-моджахедов, сражающихся с вероотступниками — муртадами и кафирами. Ризван не сомневался, что выберутся они из Харачоя и скоро доставят его в Ингушетию. Там ему придется отдать часть материалов, чтобы тут же на месте запустить информацию на сайт. Видеоматериалы он повезет в Лондон. Братья в Ингушетии тоже вели борьбу с оккупантами, но власти Ингушетии трусливо прятались за Кремлевскими стенами. И если бы Ингушетия встала плечом к плечу с Чечней еще в первую войну, то они добились бы той свободы, за которую погибло столько преданных Кавказу и Аллаху воинов.
«Они стали шахидами, Инша Аллах!» — подумал Ризван.
Ризван совершил утренний намаз и вышел из дому на улицу. Хозяин, хмурого вида чеченец, возился у сарая.
— Что, отец, не режут волки овец? Я слышал утром, как выла стая.
— Это Одноухая и Большой Ву.
— Почему вы не убьете их?
Старик выпрямился, бросил под ноги какую-то деталь от тележной упряжи. Он был высок и сух; каракулевая шапка сидела на его голове, закрывая лоб почти до глаз. Густые седые брови топорщились из-под шапки вперед и вверх. Лицо старика изъели глубокие морщины, взгляд старика был короток и неподвижен.
— Разве призывает Аллах убивать тех, кто живет с нами в этом мире?
— Волки. Просто они опасны.
— Ты родом из Харачоя, но ты давно не был на родине.
— Да, мои братья сражаются с неверными, я понимаю… Но я веду борьбу своими методами, и сила слова порой бывает действеннее, чем сила оружия.
— Ты сам ответил на свой вопрос. Волки говорят нам, что они знают законы — они не тронут наших овец, даже если придут голодные времена. Волки живут в этих краях, они пришли с берегов Хулхулау. Мы называем эту стаю Хулхулау. Одноухая ведет волков за добычей, но кто-то ее побеспокоил в горах…
— Моджахеды живут в горах. Джихад стал смыслом их жизни.
— Да.
— Отец, мы не перестанем бороться до полной победы. Клянус Аллахом.
— Кто-то спугнул волчицу.
— Да, отец, всякий мечтает стать шахидом, погибнуть за веру.
— Волки не умирают просто так. Они ищут еду. Или сражаются за территорию. Эти места прокляты языческим богами. Эта пещера.
— Да, отец, я слушаю. Мой дед, говорил мне, что там…
— В той пещере живут души. Их нельзя было хоронить в священной земле. Они стали мучениками после смерти.
— Чьи же это души, отец?
— Неверных.
— А что вы еще знаете про эту пещеру?
— Больше ничего. Одноухая выла не так как всегда. Кто-то чужой пришел в горы. Ты говорил про джихад. Знаешь ли ты что такое джихад?
— Это борьба.
— Джихад — это прежде всего усердие в вере.
— Я молюсь, отец.
Вдруг старик стал торжественно строгим и голосом высоким проговорил, будто молитву из книги праведных мусульман:
—
— Инша Аллах! — воскликнул Ризван.
— Помни, что джихад — это усердие в вере. Волчица придет, она придет и станет выть последний раз. Так говорят старики. Она устала.
— О чем ты, старик?
— Помни, усердие в вере.
Пришла машина. Ризван обнялся с Майрбеком. Тот сказал ему, что нужно собираться. Вроде бы тихо на дорогах. До Грозного ехать часа два, может, еще дольше.
— Федералы зверствуют на постах, — сказал Майрбек. — Но у меня удостоверение. Проедем. Эти собаки шмонают даже наши машины. С ними надо быть жесткими, тогда они понимают, что мы не просто крестьяне.
Старик присел на колено и снова стал чинить упряжь, он не обращал внимания на разговоры молодых.
«Волчица придет и станет выть последний раз… Кто-то чужой пришел в горы…» — Ризван все думал о словах старика.