Дневник полковника Макогонова

Вокруг них в лондонском пабе было не много народу: двое геев обжимались в углу, мулатка-проститутка и афроамериканец, кучка смешливых гомонящих арабов. Двое джентльменов вошли. Видимо, им не понравилось, и они почти сразу вышли. Официант был неопрятен, подавал эль и разглядывал розовые коленки его спутницы. В пабе было множество экзотических статуэток. Рисунки с портретиками голых мужчин и женщин. Ромуальд рассеянно водил взглядом от геев к фото. Сердце колотилось, потели ладони. Ромуальд ужасно себя чувствовал, ему становилось все хуже.

Время приближалось к полуночи. Утром Ромуальд должен был лететь в Вену. Это была идея Эдди Эдисона. В Вене Ромуальду необходимо было встретиться с представителями чеченской диаспоры и подготовить материал о жизни диаспоры. Но пришло еще одно известие — и оно было печальным — пропал Ризван Ибрагимов. Ризван подготовил сногсшибательные материалы, и даже записал интервью с самим Шамилем Басаевым. Ромуальд воспринял это известие равнодушно. Ему было не то чтобы не жаль Ризвана, просто было смешно слушать, как Ризван громко заявлял, что он никогда не станет покупать продукты с истекающим сроком годности. В Вене могли выясниться детали пропажи господина Ибрагимова. Диана Ролсэн пребывала в страшной депрессии. Эдди все время курил сигары.

В пабе им быстро наскучило. Ромуальд поглядывал на часы. Девушка со странным именем Морана спросила:

— Вы торопитесь?

— Хотите подняться ко мне в номер? — предложил Ромуальд. «Почему бы и нет, — подумал он. — Эта милашка с розовыми коленками довольно привлекательна».

Недалеко от поворота к гостинице она взяла его под руку. Ромуальд содрогнулся — где-то здесь на него напал бродяга араб. Но не все арабы воры и грабители. Это может подтвердить полисмен, который дежурит на перекрестке у гостиницы, и мальчишка, который спит на решетках вентиляции. И даже сама королева Великобритании.

Ромуальд стал чрезмерно выпивать виски — так хоть немного переставала болеть голова. Что он скажет матери?.. Боже, она не переживет, если с ним что-нибудь теперь случится.

В прокуренном номере гостиницы лежала на постели обнаженная девица. На полу валялись розовые чулки. Ромуальд стоял у окна и с силой сжимал голову. Боль пришла под утро, когда ему нужно уже было собираться и лететь в Вену.

Девушка произнесла с утренней хрипотцой:

— Пора.

Ромуальд вздрогнул.

— Морана. Странное у тебя имя.

— Да.

— Знаешь, что означает твое имя?

— Да.

— Что ты вытворяла в постели! Будто ты не трахалась целую вечность, или, по обычаям твоих предков, тебя завтра же, как блудницу, закопают в землю. Боже, моя голова!..

Ромуальд тер виски.

Морана вдруг вскочила с кровати, голая с распущенными рыжими волосами стала кричать в лицо Ромуальду:

— Не-е! Не говори так! Не-ет!.. Ты ничего не знаешь о наших обычаях. Ты такой же, как и они. Чем ты отличаешься от солдат?.. Ничем. Ты также приходишь и забираешь то, что тебе нужно… — осеклась вдруг.

— Какая глупость! — Ромуальд качался из стороны в сторону, голова трещала и раскалывалась. Все сильнее ломило в затылке. Будь он в другом состоянии, то обратил бы внимание на слова Мораны о солдатах, и провел бы свое журналистское расследование. Он выяснил бы, почему она использовала такое сравнение. И многое бы ему стало ясно. Но головная боль отключила защитные рецепторы, он стал нечувствительным к опасности. Эта невыносимая боль… Его предупреждали, что нужно сделать исследования, а он отказался. Ему нужно было работать — оплата шла сдельно. Болезнь не была предусмотрена в контракте. Ромуальду нужно было достраивать дом. Болела мама. Постаревшая, но все еще неотразимая красавица Астра могла наконец стать его любовницей. Онемела правая ступня, и он стал прихрамывать, будто нога его не слушалась. Начались проблемы с речью. Некоторые слова он просто не мог выговорить, будто язык не хотел слушаться приказов мозга. И память. Он не мог вспомнить элементарные названия предметов. Вдруг забывал, что делал час назад. Все это он не мог осознать в общем, головная боль просто сводила его с ума.

— Простите, я шучу, а вы так волнуетесь, — примрительно сказала девушка. — Вы зря смотрите такие ужасные фильмы. Они глупы. Но я люблю так вот посидеть в темноте и похрустеть попкорном.

— У них хрустели трахеи. Это невыносимо слушать. О Боже!..

Окна их номера выходили на черную Темзу. Встало солнце, пробилось сквозь непроницаемую пелену тумана. Солнце ударило по глазам, и Ромуальд зажмурился. Ему нужно одеться, выпроводить девицу и мчаться прочь из этого города — сначала в аэропорт, потом в эту чертову Вену, к этой чертовой диаспоре. И все! К чему вся эта говорильня, к чему их старания — памятки моджахедам, дурацкие стихи про «Норд Ост». Все это просто нелепица какая-то! Еще эта странная девица. После ее страстных объятий Ромуальд почувствовал, что эта девица все о нем знает, знает особенности его духовного мира и физического образа. Их ночь была будто последняя ночь перед казнью. Будто сейчас поутру идти им обоим на гильотину.