Дневник полковника Макогонова

— А если его рвут на куски, это государство, эти самые Ибрагимовы, Басаевы — что тогда делать государству?.. Я скажу.

Макогонов быстро закипал по такому поводу, как тема «развал страны, начатый еще Горбачевым с его сраной перестройкой». Демократов и их демократию Макогонов ненавидел и презирал всем своим простым солдатским сердцем.

— Демократии в России быть не может. Запад — говно. Государство должно безжалостно уничтожать этих Ибрагимовых и Басаевых.

Метка собрался идти. Макогонов спросил:

— Что с этим, корреспондентом?

— Стал шахидом.

Макогонов вдруг заволновался, принялся ходить по комнате, искал что-то.

— Погоди, брат, погоди. Шахидом, говоришь? Я тут поимел одну книжку, — он выложил перед опером толстую книгу, развернул, стал искать на страницах. — Книжку эту один зверек оставил в наследство.

Метка прочитал название:

— «Сады праведных». Что это?

— Вот слушай. «Из слов господина посланников. Составитель: имам Муххий-д-дин Абу Закарийа бин Шариф ан-Навави. Тысяча двести тридцать третий тире тысяча двести семьдесят седьмой». Эта книжка как трофей взята Мельником в Грозном на Собачевке. Хозяин этой книги был убит в «Норд-Осте» в Москве. Смотри, — Макогонов прочитал на первой странице: — «Моим детям вместо завещания». И датируется подпись апрелем две тысячи второго. Видимо, хозяин этой книжки тоже сатл шахидом.

Макогонов нашел нужное.

— Глава двести тридцать пятая. «Сообщается, что Абу Хурайра, да будет доволен им Аллах, сказал: Однажды посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, спросил своих сподвижников: «Кого из вас вы считаете шахидами?» Они ответили: «О, посланник Аллаха, кого убили на пути Аллаха, тот и является шахидом». Пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «В таком случае мало будет шахидов в моей общине!» Они спросили: «Кто же они тогда, о посланник Аллаха?» — на что он ответил: «Убитый на пути Аллаха является шахидом, и умерший на пути Аллаха является шахидом, и умерший от чумы является шахидом, и умерший от болезни живота является шахидом и утонувший является шахидом».

— Погоди, Николаич, — Метка сам не заметил, как перешел на «ты», — от какого живота, от поноса, что ли?

— Вот и я не понимаю. Хотел тебя спросить, думал, у вас в конторе умеют толковать Святые Писания. Получается, что от поноса. Другого ничего не приходит на ум. Значит, те, кто устроил бойню в «Норд-Осте», считали себя шахидами, и все их так называют, и даже по телевизору в новостях я слышал. А на самом деле они есть попросту обосравшиеся. Вот тебе и шахиды.

— Да-а, интригует. А народ и не знает.

— Название книжки переписать?

— Я запомнил.

Метка уехал в Грозный. Макогонов погнал народ на плановые стрельбы. До позднего вечера стреляли очередями и одиночными на берегу Хулхулау.

* * *

Ромуальд потолкался немного у дверей — будто не хотелось ему заходить.

Стеклянные двери ежесекундно пропускали внутрь кинотеатра все новых и новых зрителей. Он подумал, что, если так много народу идут на «Волков», то ему может не хватить места; он полез в карман и достал свой билет. На билете стояла сегодняшняя дата, ряд и место. Перед тем как зайти в кинотеатр он посмотрел на афишу — было неудобно смотреть вблизи. Он отступил, и отошел на другую сторону улицы, и прижался к каменным перилам, что ограждали Темзу. Темза была черной и текла. И тогда он хорошенько смог рассмотреть на афише кровь — кровь вытекающую, брызжущую. Он содрогнулся и посмотрел на черную Темзу.

— Темза, ты единственная моя подруга в великосветском Лондоне, — произнес Ромуальд. Если бы его подслушал чужой, то решил бы, что он сошел с ума или у него была травма головы.

И когда он рассматривал на афише раскрытые кровоточащие пасти, в небе появилась хищная птица. Птица явно не была обитательницей Лондона или других крупных городов Англии, но она была обитательницей степных мест или мест лесистых, или могла жить там, где горы. Остроклювая птица села на афишу «Волки — ночные оборотни» и так сидела, гордо разевая клюв.

Он удивился и снова заговорил с Темзой. А когда обернулся, то птица исчезла.