Дневник полковника Макогонова

— Послушай. Я как раз по этому поводу и приехал. Этот тракторист в курсе о тебе, но бодаться не настроен. Я с ним провел работу. Ты, когда вернешься, поговори, найди общий язык. Он понимает: если с тобой он будет в контрах, то в комендатуре начнется бардак и свист.

— Воевать надо, а не сопли жевать.

— Это понятно. Но я прошу тебя. Ты же знаешь, что комендатуре приходит конец.

— Козлы. Пидоры.

— Кто в этом виноват… Можно найти виноватых. Но смысл. Главное, сам знаешь, уйти без потерь.

На том и закончили они. Уехал Валера. Через пару дней собрался и Макогонов. Как и говорил Валера Тополев, не записали Макогонову ранение.

— Да-а, товарищ генерал, — добирался до своих Макогонов и выводы по пути делал, — до первого выстрела мы военные. А ведь, товарищ генерал, закончится тут буча, и чухнете вы куда-нибудь на повышение. Назначат вас, к примеру, командующим Сибирским или Уральским округом, и будете вы потом замминистра обороны. И станете вы учить народ, как надо воевать. Чему же вы, товарищ генерал, можете научить, когда сами-то до первого выстрела? Тьфу на вас, товарищ генерал.

Выругался Макогонов пренебржительно и забыл.

Вернулся Макогонов в комендатуру. Встретились они с новым комендантом. Макогонов стал звать его про себя Трактористом, но без презрения. Оба полковники. У Тракториста десантные лычки. Так и так, мол, «начальник разведки, полковник Макогонов», представился Макогонов. Побеседовали. Поговорили о том, кто где учился, служил. Тракторист сказал Макогонову, что много о нем слышал, что сегодня поднимется он к разведке знакомиться с личным составом. Макогонов построил солдат. Новый комендант увидел вооружение и обалдел: ни в одной комендатуре такого вооружения не было. Попросил, чтобы Макогонов провел занятия с управлением комендатуры. Макогонов на следующий день притащил спецоружие, разложил на столе ночную оптику. Провел беседу. Народ обалдел. Офицеры управления даже не знали, что в комендатуре есть такое.

После обстрела колонны разведбата пришли с группировки установки, чтобы усилить меры противодействия террору. Факт обстрела колонны в отчетах и донесениях назвали терактом. Военная прокуратура или гражданская, Макогонову было все равно, завели уголовное дело. Дело потянулось своим чередом.

Разведка шерстила окрестности. На тот берег Фортанги не ходил Макогонов, но все косился недобро. Будто предчувствовал.

Авдей после обстрела быстро пришел в себя. Выпил. Потом протрезвел. Копался у своего «Подноса» часами. Садился и наблюдал за хищником, что кружил, кружил над их позициями. Думал Авдей, что Саввы-корешка теперь нет и ему надо самому дойти до ротного, чтобы поговорить о деньгах. Дурно пахло от ротного Дубинского, но делать было нечего, тащился Авдей к ротному. Чего-то ему ротный пообещал. После смерти Саввы стал ротный осторожнее себя вести. Пошли по комендатуре слушки, что кончили Савву по указанию ротного. Но это были только слухи. Чего солдаты не додумают своим простецкими мозгами. Савва был тоже простым солдатом. «Царствие Савве Небесное», — думал Авдей.

Борода помолился Богородице, повздыхал. Как обычно возился на кухне.

Спирин время от времени таскал кабанчиков.

Жили люди как-то.

* * *

Ефрейтор Вадик из Ессентуков стал во взводе у Макогонова сержантом. Когда служил срочную в ВДВ, стрелял из РПГ-7 на показательных выступлениях во время визита министра обороны США Чейни. В Ессентуках бился с греками и кавказцами за территорию. Обладал страшным боковым ударом. Во время стычек выбирал самого мощного противника: бил неожиданно и бежал по кругу, забегал с обратной стороны. И снова бил в челюсть самому здоровяку.

Вадик незаметен был. Героем он не был. Мало о нем знал Макогонов, и солдаты мало знали. Был Вадик неразговорчив. В детстве рос пацаном упертым: накидает в рюкзак камней, лезет в гору. Заберется и смотрит вниз на землю. Вырос Вадик хладнокровным малым. Стал солдатом: в минуту опасности не бледнел — краснел. Бывал Вадик в переделках, но в реальных боях, когда перестрелка, гранаты рвутся, пулеметы закипают, не бывал. Работали на адресах, «валить» ему приходилось — стрелял навскидку и с плеча одинаково метко. Убивал. Но сердцем и душою не страдал Вадик. Работу свою не то чтобы любил, но относился к солдатскому ремеслу серьезно.

Прозвище у него было фартовое, Фикса.

Тремя днями ранее ушла колонна центроподвоза в Ханкалу. Зампотыл Василич был старшим в колонне. Обещался Макогонову подогнать спальников, пару ящиков сгущенки и сока.

Ждали колонну обратно.

Тревожно было в комендатуре. Тракторист позвал Макогонова.

— Василий Николаевич, думаю, нужно подстраховаться.

Интуиция не подводила Макогонова ни разу за две минувшие войны. Значит, и Тракторист со своими десантными лычками был парень не промах.

— Товарищ полковник, — говорит Макогонов, — одно условие. Вы да я. Больше никто не должен знать о планах. Сегодня я проскочу на «бардаке», посмотрю на местности что да как.

Километров пять — семь тянется галашкинский серпантин. Было одно место, на перевале, куда направился Макогонов на «бардаке» с вездесущими Тимохой и Лодочником.