Я единственная, кто может меня спасти. Я единственная, кто может мне помочь. Но я не знаю, как помочь. И даже не хочу помогать. Я хочу иссушить всю надежду, тогда мне будет нечего терять, тогда я буду в безопасности. И тогда мне может стать лучше, если захочу.
Я не могу сосредоточиться на хорошем. Вокруг меня происходит столько всего хорошего, но я в это не верю, не могу это принять; я слишком поглощена своей заветной паникой. Кажется, она требует всего моего внимания. Моя собственная частная коллекция паники.
Мне нужно писать. Это позволяет мне сосредотачиваться на мыслях и доводить их до конца. Чтобы каждая цепочка мыслей приходила к своему завершению и давала начало новой. Так я могу думать. Я боюсь, что, если я перестану писать, я перестану думать и начну чувствовать. А когда я чувствую, я не могу сосредоточиться. Я пытаюсь облечь чувства в мысли или слова, но всегда выходят несвязные общие высказывания. Подростковый сленг, приправленный то и дело безвкусными словами. Словами Фредерика из Голливуда. Вот бы я могла оставить себя в покое. Я хочу наконец почувствовать, что достаточно себя наказала. Что я уже отбыла срок за свое плохое поведение. Снять себя с крючка, увести подальше от плахи, где я и жертва, и палач.
Я вверяю себя каждому. У меня нет такой личной жизни, в которую бы я пускала только определенных проверенных людей. Я доверяю и не доверяю всем. Я прошла полный цикл. Но на этот раз, снова вернувшись к нулю, я могу ошибиться более искусно. Я на пути к тому, чтобы стать очень искусным неудачником. Специалистом и гуру среди неудачников. У меня талант к провалам. Я делаю это сильно и утонченно.
Я расходую все свои физические и умственные запасы. Тщательно отбираю ингредиенты для своего рецепта поражения. Самодельная истерия. Я не обременена разумом и готова служить. Готова мучиться. Мне больше никогда нельзя оказываться в ситуации, где я чувствую себя такой жалкой.