Дневник призывателя

Ни один психиатр не поверит в тени, рисующие на стеклах, в поезда, пожирающие души, и тем более в эльфов, которые для них живут лишь на страницах книг.

Я покачал головой и под осуждающим кошачьим взором сделал оставшиеся шаги до кресла. Поднял плед, закинув его на спинку стула, и взял дневник.

Так-так. Какую страну он выбрал на этот раз? Посмотрел на открытую страницу и вздрогнул. С нее на меня взирал мой сон и недавний кошмар – поезд с пастью и когтистыми лапами, внутри которого сидели люди.

Бывают ли в жизни такие совпадения? Не думаю.

Видимо это просто судьба.

Призрачный поезд – один из обитателей Теневого метро. Класс: сопряжение. Особенность мимикрия и симбиоз.

Значит, он изначально был астральной зверюгой, соединившей свою плоть с механизмом и подстроившийся под людские коммуникации. Действительно, зачем что-то придумывать, если можно использовать уже созданное кем-то другим? А с кем он сотрудничает?

Замер на миг, пытаясь вспомнить. С контролером? Вроде о нем говорил человек из сна. Тогда получается, что это вполне самостоятельное существо. Однако вопрос: почему поезд не растворяет его, как других? У него нет души? Вполне возможно.

Любопытно. Пробежался глазами по тексту.

Ага, он не убивает, а лишь собирает тех, кто уже мертв. Выходит, моя совесть чиста – я не мог спасти девушку. Она погибла еще до встречи со мной. Но все же что-то не дает мне покоя. Что-то в этом не так. Неправильно. И это самое неправильное засело в моем мозгу, точно гвоздь, вбитый со всей дури.

Провел пальцами по акварельному изображению. Дед у меня искусный живописец и каллиграф, но особой славы он не приобрел, предпочтя тратить талант исключительно на иллюстрирование своих же записей, которые он старательно прячет от людей.

– Это общество не готово принять того, что оно не вершина эволюции, и что на людей могут охотиться и убивать, как обычный скот, – всегда говорил он. – Для кого-то мы всего лишь пища. А я не хочу смотреть на то, как мои труды становятся для других глупой сказкой, выдумкой. Понимаешь?

Вы не готовы.

Может быть. Но мне нравилось разглядывать его работы. Они казались мне удивительно живыми. Сложные цвета дышали, линии змеились, выпячивая изображение на зрителя, а позолота сияла так, словно от картинки исходил свет. Я улыбнулся и подцепил край изображения. Дед любит секретки в виде потайных записей, многослойных изображений, конвертиков, вставок и шифров.

Этот раз не исключение. Под поездом обнаружилась черно-белая фотография худощавого мужчины с очень длинными светлыми волосами и четким изображением птицы, расправившей крылья на пястье руки, приставленной к виску так, словно он изображал пистолет. Выстрел из него. Человек улыбался со снимка, щуря раскосые глаза. Ниже была надпись: «1948 Р. Соболев». Ничего более я обнаружить не смог. Никаких дополнительных посланий, даже места для невидимого текста.

Только фотография и надпись. Р. Соболев, кто же ты?

И что мне теперь делать? Видимо придется пытать деда, раз мой запасной план провалился раньше основного. Хотя, конечно, может оказаться, что это не единственные записи о теневом метро, но… Маловероятно. Дед всегда все систематизирует.

Покосился на него. Он блаженно причмокивал, растягивая губы в добродушной улыбке. В такие моменты дед кажется гораздо моложе и счастливее. С его лица стирается гримаса боли и разочарования, уходит тяжесть прожитых лет и воспоминаний, которые точно кровоточащие раны забирают его оставшиеся силы. Его глаза плотно закрыты, а в уголках собираются слезы. Я не знаю, что ему снится, но судя по всему нечто хорошее и в тоже время печальное. То, что он не может поймать в реальности. Его синяя птица завтрашнего дня. Вот только завтра никак не наступит. Он открывает глаза, а перед ним снова и снова сегодня.

Я медленно закрыл дневник, бережно, но с нажимом проведя по обложке, на которой красовалась объемная цикада. Один из дневников, не привязанный к той или иной стране. Я называю их не серийными, а дед собранием того, что есть в каждом уголке планеты.

Котя чихнула в подтверждение моих мыслей, и дед сжал кулаки, напрягшись всем телом. Это было сигналом к тому, что нам лучше уйти, если не хотим потревожить его хрупкий покой.

Немного подумав, я положил дневник обратно, накрыл старика пледом. Почувствовав тепло, тот успокоился, прошептав:

– Спасибо, Сонечка…

Сонечка. София. Так звали мою бабушку. Значит, в своих снах он и правда видит ее. Ту, которую безмерно любил и так и не смог найти. Однако он до сих пор не потерял надежды. Я знаю, что он ищет ее, просматривает все записи, расспрашивает знакомых врачей о женщинах с амнезией, поступивших в больницу. Все в пустую, а он все ждет ее, как преданный пес.

И плед этот… Он создан ее руками. Если присмотреться, то можно заметить три вышитых буквы – В. С. В. Владлен и София Винницкие. Это одна из частичек семьи. Настоящей семьи, а не того, что осталось после.