Дневник провинциальной дамы

Роуз, к сожалению, нет в городе, так что мне приходится ночевать в Клубе. Снова корю себя за расходы и ужинаю сосисками с картофельным пюре в «Лайонсе»[277]. Бледный молодой человек напротив читает загадочную книгу в тканевой обложке. Чувствую, что мне надо любой ценой узнать, о чем она. Склоняюсь к «Колодцу одиночества»[278] или «Дочери полковника»[279], но наконец мне удается прочесть перевернутое заглавие, и это оказываются «Приключения Гулливера». Тот неоспоримый факт, что я разочарована этим открытием (ума не приложу почему) демонстрирует человеческую природу с новой, неприглядной стороны.

Вижу на улице виконтессу, с которой когда-то познакомилась на юге Франции. Вряд ли она меня помнит, так что принимаюсь увлеченно разглядывать витрину и не сразу понимаю, что она заполнена очень специфическими товарами. Отвернувшись, сталкиваюсь с виконтессой нос к носу. Она прекрасно меня помнит и в самых приятных выражениях отзывается о моем скромном литературном труде, который, по ее заверению, она прочла. Дохожу с ней до Эшли-Гарденс[280] и рассказываю про квартиру, на что она говорит, мол, это Самое То, Что Нужно, однако не уточняет, для чего именно.

Говорю, что уже слишком поздно для гостей, но виконтесса настаивает. Оказывается, что лифт не работает, и я чувствую себя обязанной принять приглашение, иначе это будет выглядеть так, будто оно не стоит того, чтобы преодолеть пять пролетов лестницы.

Заходим в красивую квартиру, обеденная зала которой легко вместила бы все мои первоэтажные апартаменты на Даути-стрит. Виконтесса говорит, что у домоправительницы выходной, но, может быть, мне чего-нибудь принести? Отвечаю, что если можно, то стакан воды. Виконтесса воспринимает мою просьбу с таким энтузиазмом, будто это поистине великолепная идея, уходит и после продолжительного отсутствия приносит поднос с большим кувшином, в котором вода еле покрывает донышко, и два разных стакана. Думаю, не написать ли статью О Жизни Богачей, но, естественно, помалкиваю. Виконтесса говорит, что не знает, где в квартире питьевая вода, вот и принесла ту, что оставалась с ужина. Вежливо делаю вид, что это просто восхитительное решение проблемы, и выпиваю несколько капель, которые достаются на долю каждой из нас после попыток разделить воду поровну. Мы говорим о Роуз, Сент-Джоне Эрвине и юге Франции, и я кратко рассказываю о поездке в Бельгию без упора на тамошние литературные знакомства.

Наконец в одиннадцать часов ухожу. Какой-то человек у вокзала Виктория говорит мне: «Доброй ночи, милашка», но я не могу трактовать эти слова как дань остаткам былой привлекательности, поскольку (а) на улице темно, хоть глаз выколи, (б) судя по тому, как это произнесено, человек пьян.

Иду ночевать в Клуб и выпиваю всю воду, предназначенную для грелки.

6 сентября. На помощь приходит домработница из верхней квартиры: предлагает найти уборщицу, натереть полы, принять мебель и сделать все остальное. Благодарно соглашаюсь и уезжаю с ключами от квартиры, почему-то чувствуя себя вором. Собираюсь в поезде проанализировать, откуда взялся этот весьма любопытный комплекс, но забываю и вместо этого читаю «Гранд-отель»[281].

7 сентября. Приезжает Фелисити, вид у нее больной. (Вопрос: Почему даже это ей к лицу, в то время как мои недуги сопровождаются землистым цветом лица, резким увеличением количества морщин, которые и без того уже слишком заметны, и тусклостью волос?) Фелисити, как обычно, очаровывает детей: не ахает, как они выросли, не спрашивает Робина, нравится ли ему в школе, чем немедленно завоевывает симпатию у обоих.

Спрашиваю, что она предпочитает на ужин (будет очень неловко, если она попросит что-нибудь, кроме курицы, сардин или консервированной кукурузы, поскольку это все, что имеется в доме). Фелисити говорит, что будет яйцо. А на завтрак? Она снова отвечает: «Яйцо» – и с безнадежностью в голосе добавляет, что, кроме яиц, ничего не ест.

Посылаю Вики на ферму сказать, сколько яиц в день нам теперь нужно.

Фелисити ложится отдохнуть, а я сижу на подоконнике, и мы вспоминаем всякие смешные истории из далеких школьных лет, такие невероятные, что теперь в них почти невозможно поверить, от души хохочем, и я на какое-то время чувствую себя моложе и привлекательнее.