Дневник провинциальной дамы

Покупаю два чехла в желто-белую клетку – очень дешевых, – чтобы накрыть мебель в квартире на время моего отсутствия. Продавец переспрашивает, точно ли мне хватит двух, и я отвечаю, что дома у меня полно других чехлов. Абсолютная и неприкрытая ложь, за которую мне очень стыдно.

3 ноября. Очередной телефонный разговор с Памелой П. на этот раз носит менее сенсационный характер. Памела просто говорит, что туман пробуждает в ней суицидальные мысли, и в последнее время ей так не везло в Бридж, что она проиграла двадцать три фунта за два вечера, и не считаю ли я, что, когда дела идут столь плохо, остается лишь полностью сменить обстановку? Отвечаю, что, конечно, абсолютно ничего другого не остается, и мысленно прибавляю, что стоит мне не занять никакого места в ежегодном деревенском турнире по висту, так сразу хочется сбежать за границу. Сомерсета[318]. Однако эта фраза пополняет сонм невысказанных острот.

Спрашиваю Памелу, куда же она отправится ради смены обстановки, и она, к моему изумлению, отвечает: о, на Багамы. Но это если Уодделл согласится, пока что он упрямится и настаивает на Пиренеях. Осторожно интересуюсь, мол, разве Пиренеи по-своему не прекрасны? Памела восклицает: «Ой, нет!» – таким тоном, что сразу понятно: она совершенно не в восторге от перспективы поехать в Пиренеи. Дело в том, что на Багамах живет ее очень хороший приятель, который страшно хочет, чтобы она приехала. И правда, в Лондоне все настолько ужасно, что порой она не видит другого выхода, кроме как Сбежать. (В это я могу поверить, но все равно считаю, что Багамы – перебор.) Однако пока что Памела хочет знать, свободна ли я сегодня днем, поскольку она услышала про замечательную ясновидящую и хочет к ней съездить с кем-то, кому полностью доверяет. Только ни слова Уодделлу. Хочется ответить, мол, уже понятно, что последнее условие распространяется на любую деятельность Памелы, но вместо этого говорю, что я тоже хочу проконсультироваться у замечательной ясновидящей. Решаем, что так и поступим, а еще я приглашаю Памелу сначала пообедать в моем Клубе, и она бурно соглашается.

Все оставшееся до встречи время жалею об этом приглашении.

6 ноября. Несколько совершенно беспрецедентных часов с Памелой Прингл. Обед в моем Клубе проходит не совсем удачно, поскольку выясняется, что Памела худеет и из всего меню ей подходит только оранжад. Но она терпеливо ждет, пока я разделаюсь с курицей в соусе и ананасовым пирогом, и рассказывает мне о поистине прекрасном человеке, который отлично разбирается в диких животных. И совершенно бескорыстно обожает ее уже много лет. Прямо как в романах. Сегодня утром от него пришло письмо, и как я считаю, нужно ли ответить? Потому что вот уж кем она точно никогда не была (и не могла бы быть), так это женщиной, которая водит мужчин за нос. «Веди, свет добрый»[319], рассеянно замечаю я и тут же спохватываюсь, что это богохульно и бесчувственно. Однако Памела нисколько не обижена и рассказывает про умнейшего приятеля-дипломата, который звонил утром из Гааги и прилетает на следующей неделе исключительно ради того, чтобы поужинать и потанцевать с Памелой в «Беркли».

Заканчивается все прозаическим образом: я плачу за обед и провожаю Памелу в маленькую и тесную уборную, где она красит губы оранжевой помадой, забывает кольца на раковине, и ей приходится за ними возвращаться, хотя нас уже ждет такси.

Мы уже «совсем уходим», но тут нас догоняет портье и говорит, что если кто-то из нас миссис Прингл, то ее просят к телефону, и Памела опять убегает. Спустя десять минут возвращается и просит прощения, мол, она дала этот номер одному очень хорошему другу, который хотел позвонить ей в обед, а на Слоун-стрит не всегда дозвонишься, и нет, ей-то скрывать нечего, но люди могут всякое подумать, а Памела ужасно боится, что кто-нибудь все превратно истолкует. Я говорю, что да, немудрено, потом думаю, что это прозвучало грубовато, но все же не жалею о сказанном.

Приезжаем на незнакомую улочку в Сохо, отпускаем такси (Памела настаивает, что платит она, и отваливает водителю огромную сумму) и поднимаемся по невероятно грязной лестнице на третий этаж, где ужасно воняет газом. Памела спрашивает: как по-моему, правильно ли мы поступаем? Я бодро, но неискренне отвечаю, что да. В квартире нас встречает анемичный кудрявый юноша. Он исчезает за зеленой бархатной ширмой, вскоре снова появляется и объявляет, что мадам Инес готова нас принять, но только по одной. Памела вынуждает меня идти первой. Я бросаю на нее многозначительный взгляд, выражающий отнюдь не восхищение, и иду за ширму.