Дневник путешествия Ибрахим-бека

Мы прошли через две комнаты. Остановившись перед дверью третьей, мой почтенный хозяин вынул из кармана ключ и отворил дверь.

Я очутился в библиотеке, где в образцовом порядке было расставлено множество книг. Посредине стоял стол и стул. Хозяин жестом пригласил меня сесть, затем снял с полки шесть фолиантов, положил их передо мной и сказал:

— У меня много книг, но нет еще, пожалуй, таких, которые так бы подходили к вашему случаю, как эти. Займитесь их чтением, мне же пора идти, сегодня — приемный день у шаха. Возможно, что я вернусь поздно. Для вас все приготовлено. Когда наступит время обеда и чая, прикажите, и вам подадут.

Он поставил передо мной ящик с сигарами и добавил:

— Пока вы находитесь в Тегеране, вы — мой гость.

Я горячо поблагодарил его, и он, простившись, вышел.

Я занялся осмотром библиотеки и увидел, что полки, идущие вдоль одной из стен, сплошь уставлены сводами законов различных государств. Мне сразу бросились в глаза законы Турции, далее кодексы русских законов, законов Англии и Франции. Вдоль другой стены были расположены книги по мусульманскому законоведению и трактаты по Исламу — источнику нашего спасения.

Я чрезвычайно обрадовался, оглядев это собрание, и вернулся к шести фолиантам, предложенным мне хозяином дома. Открыв один из них и вчитавшись в аккуратные и чистые строчки, я понял, что автор этого произведения — наш уважаемый муж.

Из книг, трактующих законы Англии и Франции, он собрал в один том все статьи, которые противны основным положениям чистого шариата. В книге были приведены убедительные доказательства того вреда, который могли бы принести эти статьи и в духовной и в светской жизни, и каждое доказательство подкреплялось соответствующими объяснениями. Из этих объяснений явствовало, что исполнение указанных статей не содействует возвеличению человечества. На переплете книги крупными буквами было выведено ее название — «Книга проклятых законов».

Из кодекса турецких законов также были выделены несколько статей, они упоминались под названием «Отрицаемые». Однако под некоторыми из них было написано, что они сами по себе неплохи, но в настоящее время не соответствуют положению Ирана и природе иранцев.

Под остальными статьями было написано, что они не противоречат закону чистого ислама, все они правильны и продиктованы здравым смыслом. В подтверждение правильности или ошибочности отдельных статей приводились убедительные аргументы из законов ислама, из благородных хадисов[115] или изречений великих людей. Ко всему этому были даны такие комментарии, что чтение книги оживляло душу.

Я не переставал поражаться уму, знаниям и эрудиции этого уважаемого человека в области теологии, восхищаться его исключительной одаренностью и талантами в науках и политике.

«Боже мой, — думал я, — как же этот ревностный человек за всеми своими повседневными обязанностями находит силы для чтения всех этих книг, и отечественных и иностранных, да к тому же еще столь глубоко их анализирует!».

В этот момент перед моим взглядом предстало все величие его натуры, и я еще раз подивился мудрости творца, который вдохнул в горсть праха, именуемого человеком, столь огромную духовную и материальную силу. Эти размышления еще приумножили мое преклонение, и слова молитвы и хвалы вырвались из самых глубин моей души.

Я был погружен в эти размышления, когда в комнату вошел слуга со словами:

— Во имя аллаха, соблаговолите пожаловать к обеду.

— Дорогой брат, — ответил я, — я насыщен сладостью чтения и не в силах отказаться от сей духовной пищи ради пищи телесной. Принеси сюда стакан чаю да кусок хлеба с сыром, больше ничего не надо.

— Мне приказано повиноваться вам и выполнять ваши желания. Все, что вы прикажете, будет выполнено в точности.

Он ушел и принес мне кусок хлеба с сыром и стакан чаю.

Тот маленький мальчик, что утром вместе со слугой плакал над нашим горем, тоже вдруг очутился возле меня и очень вежливо поздоровался.

Слуга ушел, а ребенок остался, и пока я пил чай, разглядывал книжки с картинками.

Затем, с сильным смущением, как и подобает воспитанным детям, он спросил у меня:

— О чем вы плакали вместе с моим батюшкой, так что и нам захотелось плакать?

— Да уж так случилось...

— Нет, я вас очень прошу, объясните мне, пожалуйста! Когда я пошел и сказал маме, она мне велела, чтобы я спросил у вас.

— Спроси лучше об этом у самого отца.

— Батюшка нам не скажет, да он редко и бывает с нами. Если он дома, то всегда сидит в этой комнате, что-то читает и пишет.

— Хорошо, — сказал я, — тогда я тебе отвечу. У твоего отца есть деревня и называется она Иран-абад. Так вот, там появился страшный мор, и мы с ним оплакивали бедных жителей этой деревни.

Затем я спросил у него, ходит ли он в школу?

— Да, — ответил он, — я хожу в Дар ал-Фунун.[116]

— Будь прилежен. Бог даст, станешь министром.

— Если изучу все науки, может быть и стану.

— А если не изучишь?

— Нет, господь этого не допустит.

— Почему же?