Читаем Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945 полностью

Но торжествовать было рано. Не успели мы произвести очередной выстрел, как немцы, очевидно опасаясь атаки, обрушили на поселок бешеный огонь из минометов, в том числе и тяжелых; ударили слева таившиеся до сих пор пушки, остервенело продолжали надсаживаться пулеметы. Одновременно разрывалось по несколько снарядов и мин. Грохот стоял невообразимый. [415] Знакомый пружинящий свист болванок вонзался в тяжкое кряканье мин, то и дело лопавшихся между домов и хозяйственных построек. Иногда мина, проломив крышу, взрывалась внутри здания. Там и здесь вспыхнули пожары.

Продолжая вести огонь, попятились мы за спасительный поворот улицы, но и тут было ничуть не слаще. Вскоре обрушился и загорелся дом рядом с нами, и машину пришлось отвести к речке. Поставили мы ее несколько выше моста, развернув лбом к противнику, то есть все к той же высотке, а левым бортом почти прижались к кирпичному домику. За правый борт опасаться пока нечего: за речкой есть еще одна наша машина.

Сквозь поредевший под лучами встающего солнца туман долго высматриваю на том берегу самоходку Положенцева, но тщетно: ни перед мостом, ни повыше, на дороге, ее не видно. Неужели ушел? Сам или отогнан артогнем? По голову ломать над этим некогда. Как бы то ни было, мы брошены на произвол судьбы одни. Точнее, не совсем одни, а с теми, кто еще уцелел из стрелкового батальона и отбивается через силу от наседающих фрицев.

Вот замелькали уже впереди нас и позади, перебегая от дома к дому, одинокие фигуры солдат, вскидывая то и дело оружие и стреляя. В кого именно — мы пока не видим. Чуть позади нашей кормы из калитки, сорванной с петель, два человека вытаскивают раненого. Он бессильно волочит ноги по траве. Посадив наконец товарища на замок из рук и пригнувшись, пехотинцы бегом преодолевают расстояние от калитки до берега. Смяв прибрежную осоку и камыш, они плюхаются в воду и, барахтаясь и отплевываясь, буксируют раненого к своему берегу.

Проводив их взглядом, решаю посоветоваться с Нилом, как нам быть дальше. Опускаюсь из люка на днище и заглядываю под пушку: мой механик наблюдает через свой открытый лючок за прибрежной неширокой полосой и нервно курит. Голова его окутана целым облаком махорочного дыма. Выслушав мои опасения, Нил отрицательно качает головой:

— Нет, я считаю, уходить на свой берег рановато. Пока отходят только раненые.

— Но мы же отсюда ничего не видим, кроме первой линии домов да речки, и поддерживаем пехоту лишь своим присутствием — не больше. [416]

Тут Вася Шиян, доверительно коснувшись моего левого локтя, негромко говорит сзади:

— Товарищ техник-лейтенант, у Нила Тимофеевича, да и у всего нашего экипажа, есть железное гвардейское правило: с занятого рубежа — ни шагу назад!

Правило отличное — слов нет. Мне становится как-то неловко. Пожав плечами, снова высовываюсь из люка: надо продолжать наблюдение, особенно за дорогой, которая упирается во взорванный мост. Орудие у нас заряжено: не успели выстрелить последний раз. Проходит несколько тревожных минут. Верчу головой: уже не одиночки, а группки солдат по два-три человека, большей частью раненые, торопливо перебегают открытое пространство между домиками и речкой, с разбегу бросаются в воду, быстро переправляются полувброд-полувплавь и, качнув кустами, затаиваются на своем берегу.

Сидим как в мышеловке. Стрельба снова усилилась, перемещается все ближе к нам. И вдруг из улицы и прямо через изгороди между домиками высыпалась редкая цепочка бойцов. Один из солдат, рослый, дюжий, неся на закорках человека с забинтованной головой, тяжелой рысцой, вперевалку приближается к нашей машине. Позади, немного поотстав, два автоматчика, медленно пятясь спиной к берегу, бьют длинными очередями куда-то между домов. Высокий, подбежав к лобовой броне, навалился на нее грудью, тяжело дыша, а раненый приподнял с его правого плеча голову в наспех накрученных бинтах, сползших на роговые очки, в которых уцелело одно стеклышко, и, кривясь от боли, прохрипел Нилу в люк:

— Вы что?.. Сюрприз фрицам готовите — машину целую в подарок? Приказываю отходить немедля! — И он вяло махнул рукой в сторону моста.

По очкам я признал батальонного командира. Лицо офицера бледно и перепачкано кровью и землей.

— Вы с нами, товарищ капитан?

— Нет, я со своими, по-пехотному.

И он «поехал» к речке верхом.

— Заводи!

Перейти на страницу:

Все книги серии На линии фронта. Правда о войне

Русское государство в немецком тылу
Русское государство в немецком тылу

Книга кандидата исторических наук И.Г. Ермолова посвящена одной из наиболее интересных, но мало изученных проблем истории Великой Отечественной воины: созданию и функционированию особого государственного образования на оккупированной немцами советской территории — Локотского автономного округа (так называемой «Локотской республики» — территория нынешней Брянской и Орловской областей).На уникальном архивном материале и показаниях свидетелей событий автор детально восстановил механизмы функционирования гражданских и военных институтов «Локотской республики», проанализировал сущностные черты идеологических и политических взглядов ее руководителей, отличных и от сталинского коммунизма, и от гитлеровского нацизма,

Игорь Геннадиевич Ермолов , Игорь Ермолов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное