Дневник секретаря Льва Толстого

Он сегодня слаб и вял. Верхом не ездил. Позвал меня, чтобы поговорить о письмах. Был в зале, где полулежал на кушетке. Передавал, что продолжает писать статью о самоубийствах и что для обрисовки безумия современной жизни ему была полезна только что полученная книга француза Поллака.

– Научная… Здесь и теория эволюции: всё эволюцирует. Значит, не нужно никакого усилия? – говорил Л.Н.

5 июля

Сегодня Душан Петрович был занят, и верхом поехал с Л.Н. я. Отправились в Телятинки. Дорогой был разговорчив, и мы ехали рядом.

– Я вам когда-нибудь подробно расскажу, – начал он, – это очень интересно! Получил я сегодня брошюру студента, окончившего несколько факультетов. Научная, «фагоцитоз»…

Лев Николаевич засмеялся. Об этой брошюре он рассказывал вечером. Она представляет попытку сделать крайние выводы из всех популярных современных научных теорий – выводы в практической области: так, например, автор утверждает, что женщины не будут рожать как теперь, а дети будут происходить из яиц; что общение между людьми словом, языком заменится общением посредством внушения; что, собрав жизненные силы («фагоцитозы», состоящие, кажется, из «электронов») в одну перчатку, можно, надев эту перчатку, одной рукой поднять невероятные тяжести; что пища будет приготовляться химически и много другое. Забавнее всего, что автор всей этой чепухи основывается на авторитете ученых и излагает всё это совершенно серьезно.

Рассказывал Л.Н. по дороге о пожаре у его друзей, Марии Александровны (Шмидт) и Горбуновых в Овсянникове, уничтожившем их избы, всё имущество и ценные бумаги и рукописи. Есть предположение, что пожар был следствием поджога; подозревается в поджоге приехавший издалека и остановившийся у Шмидт некто Репин, бывший военный и затем устроитель земледельческой общины, совершенно ненормальный человек, помешавшийся на том, что он Христос. Марию Александровну обвиняли в том, что она в не принадлежащий ей дом (он составлял, так же как и изба Горбуновых, собственность Татьяны Львовны) пустила сумасшедшего. Но Л.Н. говорил, что иначе она не могла поступить: ее долг был принять человека, кто бы он ни был, раз он искал приюта. Да и к самому Репину Толстой относился снисходительно.

– Он сделал только то, – говорил Л.Н., – что мы все думаем: уничтожил внешнее, материальное, что не имеет важности… Я вообще не думаю, чтобы человек мог перестать быть человеком. И у ненормального та же душа, но она только уродливо проявляется.

Жалел только Л.Н. жену Репина, которая должна была ухаживать за больным мужем.

– И она беременна от него, – говорил он. – К счастью, она, говорят, стара для того, чтобы употребить искусственные способы…

Вчера Л.Н. смотрел фотографии, снятые Чертковым в Кочетах и в Мещерском. Они очень ему понравились, особенно стереоскопические снимки, которые он и рассматривал в стереоскоп.

– А как хороша та фотография, где мы с вами! – говорил он. – Это даже не похоже на портреты: видно, что заняты делом. Я, помню, просил устроить, чтобы мне можно было просматривать письма в саду… Чертков всё говорит о цветной фотографии, но я что-то не верю, чтобы это было возможно…

В Телятинках Л.Н. своим приездом, конечно, доставил всем большую радость. Да и он, я думаю, рад был видеть и Владимира Григорьевича, и остальных друзей. Было так приятно видеть его в этой обстановке дружелюбного отношения и уважения к нему!..

Я думаю, его радовала теперь раньше надоедавшая ему фигурка мистера Тапселя в серой шляпе, по своему обыкновению забегавшего и щелкавшего фотографическим аппаратом со всех сторон. Л.Н. даже нарочно проехался лишний раз по двору верхом в сопровождении своего внучка Илюшка, чтобы дать возможность мистеру Тапселю сделать снимок…

Вечером в яснополянском зале собралось большое общество: Л.Н., Софья Андреевна, Лев Львович, Те, Булыгин, Гольденвейзер и позже Владимир Григорьевич. Говорили о том же, о чем заговаривал Л.Н. со мной по дороге в Телятинки: о брошюре ученого студента, о пожаре у Шмидт и о Репине. В связи с вопросом о безумии последнего Л.Н. говорил, что прочел обстоятельно две трети поднесенной ему врачами больницы в Мещерском большой книги профессора Корсакова о душевных болезнях и при этом часто при чтении не мог удержаться от смеха – так много в книге несообразностей.

– Представьте только, – говорил Л.Н., – есть восемнадцать разных классификаций душевных болезней, и все они отвергают одна другую. А в каждой классификации свои отделы и разряды, которые тоже не сходятся… Или он ставит вопрос: что такое «я»? И отвечает, что есть ощущения, из ощущений складываются представления, из представлений – умозаключения, и эти умозаключения составляют «я». Ну, а ощущения кто же испытывает? Ведь, должно быть, «я», которое воспринимает их?.. Полная несообразность! И так почти всё.

Затем Л.Н. дал очень интересное определение состояния безумия. Он говорил: