– Очень жаль, что мы не можем попрощаться с вами как следует с последним звонком. Мы – я имею в виду школу, – сказала Наталья Алексеевна. – Тем более мы выпускам вас в такое непростое время. Но свое напутственное слово я все же хочу сказать. Знаете, эта эпидемия… Этот вирус… Он ведь затронул в основном старшее поколение. У меня есть ощущение… Он как будто провел черту. Будто какие-то невидимые законы истории говорят, что наше время закончилось, а нашему обществу требуется обновление. Я верю, что вам удастся изменить мир к лучшему. Мы тоже пытались… – тут она запнулась и попыталась незаметно вытереть выступившие слезы. – У нас получилось не все… Я только надеюсь, что когда вы спросите с нас за наши ошибки… Вы вспомните, что мы старались научить вас не повторять их…
Не договорив, она расплакалась. Я и сам едва не прослезился, потому что почувствовал, как сильно мне будет не хватать ее уроков. Мне захотелось приободрить ее, типа «мы не подведем» и «можете на нас положиться» – в голову почему-то лезли только дурацкие штампы из фильмов. Я, конечно же, ничего не сказал.
После уроков под влиянием слов Натальи Алексеевны, или встречи с Костей на прошлой неделе, или обоих событий сразу я решил покончить с одним делом, которое уже давно якорем висит у меня на шее.
Долго я откладывал этот разговор с Сашей. С самого двадцатого марта два месяца назад, когда мир еще был прежним. По понятным причинам, тогда я не мог с ней объясниться. Не то, чтобы я оправдываюсь… Сейчас, конечно, те события не выглядят столь драматично, но тогда – черт – я ведь думал, что убил человека!
Может, стоило поговорить сразу, как я пришел в себя. Но что бы я сказал? Правда, я и сейчас не знаю. Но сейчас другое дело. Сейчас Саша и Миша… У них там что-то происходит: любовь во время чумы, на расстоянии в карантинной изоляции, или типа того.
В этом есть что-то ироническое. Звучит как синопсис: «Миша, с первого класса влюбленный в Сашу, только под конец последнего школьного года добивается, о чем мечтал одиннадцать лет, но оба они вынуждены сидеть дома, разговаривая исключительно по видеосвязи, без возможности прикоснуться друг к другу». Наверное, об их любви можно было бы написать книгу или еще лучше – снять фильм в формате скринлайф, получить миллион Оскаров или стать известным писателем в жанре young adult, а потом направо и налево раздавать автографы, сетуя, как сильно меня потрясла их история.
Ладно, признаю: мой сарказм неуместен. Это черная зависть. Или досада. Или скорее стыд. Стыдно, что я зачем-то тянул и обманывал, вместо того, чтобы сразу сказать правду.
Может, сегодняшние Сашины слова попали в цель. Не знаю… Перед звонком казалось, что пофиг. Просто надо поставить точку. Объясниться. Или вроде того. Получилось так себе.
Чтобы до нее дозвониться, я попросил телефон у мамы. С моего не удавалось – Саша, видимо, отправила меня в «черный список». Попытка объясниться провалилась.
Во-первых, Саша не была настроена на «конструктивный» диалог. Во-вторых, мне стоило отрепетировать свою речь… Или хотя бы придумать, что говорить, потому что, когда Саша взяла трубку, и из динамиков донеслось «алло» ее мягким голосом, я запнулся, то есть я секунд двадцать молчал, пока Саша, раздраженная, едва не положила трубку. Только тогда я выдавил:
– Саш… прости…
Ну а что я должен был сказать? «Прости, меня обуяли бесы» или «у меня случилось помрачение рассудка» или как в таких случаях выражались герои Достоевского, Толстого, Тургенева и прочих умельцев красиво изъясняться? У меня так не получилось. Я сбивчиво бормотал что-то несуразное, пытался как-то оправдаться, но все впустую. Не дослушав меня, Саша на повышенных тонах перебила:
– Знаешь что! Мог бы набраться смелости и по-мужски сказать, что бросаешь меня, а не прятаться и не вести себя как мудак!
Еще какое-то время динамик телефона помолчал, и Саша положила трубку. Потом я зачем-то позвонил Мише, причем с того же маминого телефона. Он меня не узнал, а когда я представился, ощутимо занервничал: постоянно покашливал и звуком «э» тянул паузы между слов.
Здесь я допустил ту же ошибку – не подумал, что буду говорить.
– С Сашей не очень получилось… – сказал я.
Миша непонятно застрочил, запинаясь и, наверное, активно жестикулируя руками. Из его сбивчивой речи я понял, что он вроде как чувствовал себя виноватым – типа увел у меня девушку и все такое, а я ведь хотел говорить совсем о другом. Точнее, я сам не знал, о чем хотел говорить…
– Ну… сам понимаешь… – постоянно повторял Миша.
Я мотал головой, забыв, что он меня не видит.
– Слушай, я правда не хотел, чтобы все так получилось… – сказал он.
– Как?
– Ну… ты сам понимаешь…
В общем, диалог с Мишей тоже не сложился. Мы промучились минут пять, пока разговор окончательно не выдохся, и оба замолчали. Я попытался дружелюбно спросить, как вообще у него дела, но только потом, когда Миша, тяжело дыша, словно с пробежки, коротко ответил «нормально» и резко замолчал, я понял, насколько нелеп мой вопрос.