Дневник школьника уездного города N

Начали прибывать гости. Я встречал их на автобусной остановке и провожал к дому. Так как они приезжали по одному или маленькими разрозненными группами, то я, словно проводник между мирами, не останавливаясь ни на минуту, метался между автобусной остановкой и Аниным домом.

Вторыми или третьими приехали Саша с Мишей. Маршрутка медленно подъехала к остановке, замерла и какое-то время ничего не происходило. В боковом окне маячил профиль Саши. Видимо, они расплачивались за проезд. Потом дверь фыркнула, отъехала в сторону, первым наружу шагнул Миша, протянул назад руку и галантно помог Саше выбраться. Я их поприветствовал. Они поздоровались в ответ. И между нами тут же повисла физически ощутимая, угловатая, заполняющая все паузы неловкость. Она исчезла позже, залитая несколькими бокалами вина и общими воспоминаниями о последнем школьном годе.

Потом я встретил Диму. От нечего делать он согласился составить мне компанию, и проводников стало двое. Мы вспомнили о нашем шахматном противостоянии. Прикинув какой счет после всех сыгранных партий, мы пришли к тому, что за каждым примерно по семнадцать побед и, соответственно, столько же поражений. Я предложил поставить точку в этом споре. Дима согласно кивнул, запустил на телефоне игру, которую за этот вечер мы так и не завершили, оставив счет равным: семнадцать-семнадцать.

Потом звучала музыка. Виталик с Владом жарили шашлыки, Дима, сидя поодаль, чтобы до него не долетал дым костра, давал бесполезные советы, чем злил Влада и веселил всех остальных. Миша пытался усидеть на двух стульях: одновременно ласкаться в сторонке с Сашей и сыпать шутками в общую компанию, собравшуюся вокруг костра. Удивительным образом ему это удавалось.

Анина мама уехала, чтобы «не смущать молодежь своим присутствием». С громким хлопком несколько бутылок вина избавилось от пробок. Красное и белое полилось в бокалы. Приготовилось мясо, и все мы расселись в беседке за круглым столом.

Мы играли в мафию. Я, как самый искусный лжец, дважды выиграл, идеально притворяясь мирным жителем, а по ночам, когда все засыпали, безжалостно истребляя игроков одного за другим. Это сыграло со мной злую шутку – во всех последующих играх меня «на всякий случай» убивали первым.

Внезапно появился Эдик. Возбужденный и радостный, он затараторил о том, как у него сел телефон, а сам он, заблудившись, целый час плутал по окрестным улицам и «даже набрел на какой-то сгоревший дом». Честно говоря, мы с Аней совсем забыли про Эдика и теперь, испытывая легкую вину, радовались, что он объявился.

Он сразу же заявил, что «намерен сказать тост в честь виновницы торжества». Он сосредоточился, надувшись и покраснев, как вино в бокале, который ему тут же подали, и с генеральской торжественностью провозгласил: «Здоровья, счастья и… рой детишек у вашего очага». Последнее вызвало бурю восторженного смеха, сквозь который прозвучала шутка Миши: «Кажется, Эдик перепутал день рождения со свадьбой», – что еще сильнее подстегнуло всеобщее веселье.

Вскоре все немного заскучали. Виталик предложил прогуляться. Эдик подхватил, обещая показать сгоревший дом. Он проявил такую настойчивость, что никто не смог ему отказать. Никто, кроме меня и Ани.

Под тем предлогом, что «надо немного прибраться», а мне – помочь, мы остались с Аней вдвоем. Я принялся собирать тарелки, но Аня остановила меня словами:

– Ты серьезно хочешь сейчас заняться уборкой?

И она повела меня к себе. По крутой лестнице мы поднялись на второй этаж, прошли под звенящей люстрой и оказались в ее комнате возле широкой кровати. Я успел заметить раздувшиеся от книг полки шкафа, из которого торчали корешки с именем Дэна Брауна, и два висевших на стене рисунка с абстрактными пейзажами. Я успел понять, что это ее собственные картины. И еще я успел подумать, как много на них оранжевого цвета, и как сильно в комнате пахнет жасмином вперемешку с весенней сиренью.

Потом я всего этого уже не видел. Когда за окном послышались голоса возвращающихся с прогулки одноклассников, я сидел на краю кровати, не решаясь оторвать взгляд от пола, и неловко натягивал смятую одежду. За моей спиной так же молча одевалась Аня. Я боялся повернуться и встретить ее растерянный взгляд, какой, наверное, был и у меня. Казалось, после случившегося мы больше не сможем говорить друг с другом, потому что в каждом произнесенном слове будет не тот смысл, какой оно должно иметь. И с завтрашнего дня мы больше не увидимся, потому что стали чужими людьми. Но Аня подошла ко мне – я поднял на нее глаза – она, расправив юбку, протянула руку и сказала:

– Ну что, пойдем к остальным?

И все сомнения мгновенно улетучились.

Мы вели себя как обычно. Никто нас ни в чем не заподозрил. Никто не обратил внимания на грязную посуду, которая так и осталась лежать неубранной. Только Саша заметила, как мы, сидя у костра в разных местах, бросаем друг на друга осторожные взгляды, чтобы понять, что же между нами изменилось.