Дневник школьника уездного города N

Я возликовал. Затаив дыхание, словно боясь спугнуть внезапно повернувшуюся лицом удачу, непослушными пальцами я удалил все сообщения у нас обоих из переписки, после чего облегченно выдохнул. Много позже, ближе к вечеру, Саша спросила меня в Вотсапе, не писал ли я ей ночью. «Мне сквозь сон казалось, что от тебя приходили сообщения на телефон, но я так хотела спать, что не смогла заставить себя открыть глаза», – пришло от нее вместе с кучей смайлов. К тому времени я немного отошел – голова стала соображать чуть лучше. «Нее, наверно, тебе приснилось», – ответил я и иронично добавил пару смеющихся желтых рож.

Но утром первого января я все еще сидел на кровати в квартире Зои Алексеевны, вытаращенными глазами пялился по сторонам и, прилагая нечеловеческие усилия, от которых вздувались вены на шее, пытался хоть что-нибудь понять в этой жизни. В первую очередь, как я все-таки там оказался.

Сквозь туман проступили образы «Зеленой гостиницы» – она находилась по дороге от дома Авдея ко мне на район. Как за спасательный круг, я уцепился за это ускользающее воспоминание. Зеленая крыша гостиницы… Острые шпили забора… Лысая голова в открытом окне на первом этаже… Постепенно по крупицам я собрал всю сцену.

Высоко задирая ноги, я вышагивал под окнами гостиницы взад-вперед, словно часовой караула на посту. Зачем – не знаю. Мне отчего-то мерещилось, будто я не в гостинице, а у стен настоящего средневекового замка. Над входом светил фонарь – в моем пьяном воображении факел. Окно первого этажа распахнулось, оттуда на меня смотрел бритый налысо мужик.

– Ты че тут ходишь? – спросил он.

Я остановился перед ним и объявил:

– Я внук Исилдура, сын Араторна, рыцарь круглого стола Дон Кихот Ламанчский. Я охраняю покой моей госпожи Дейенерис Бурерожденной.

– Ты че, обдолбался?

– Нет, – честно ответил я. – Просто бухой.

Видимо, я говорил не очень внятно, потому что в следующей сцене я несколько раз повторял по слогам:

– На-жрал-ся. На-жрал-ся!

Потом мы о чем-то мирно беседовали – совершенно не помню о чем. Помню только, в какой-то момент я предупредил его, что, если он будет мешать исполнять мой священный долг, я прикажу его высечь. Он немного опешил. А после заявления, что отныне я буду называть его Лысой башкой, он, видимо, не стерпел и полез на меня прямо в окно.

Тут надо отдать должное моему телу. Несмотря на беспомощное состояние мозга, рефлексы остались живы. Они вовремя отдали приказ ногам бежать. В следующем кадре расплывчато маячили прутья забора – я кое-как протиснулся меж них, и стены замка остались позади.

Потом я долго сидел на остановке – безнадежно ждал автобус, который не мог прийти – ночью общественный транспорт до моего района не ходит. Потом я брел мимо домов, мимо лесополосы на трассе Ростов-Баку, мимо гаражей, мимо заправки Роснефти – все это двадцать пятым кадром мелькало в памяти. Я не мог сказать, в какой последовательности надо расставить события, чтобы они линейно в единственно возможном правильном направлении по стреле времени отображали дорогу домой. Окончание моей космической алкоодиссеи, которое бы объясняло, как я оказался в квартире Зои Алексеевны, крепко терялось во мраке.

Тяжело, с кряхтением, будто дряхлый старик, я поднялся с кровати. Комната передо мной плыла в разные стороны, туман клубился в воздухе, мысли ворочались медленно, неохотно, с почти физической болью – я был еще пьян. Дверь в комнату заскрипела – показалось испещренное множеством мелких морщин добродушно улыбающееся лицо Зои Алексеевны.

– Встал? – спросила она хриплым голосом.

В нем слышалось столько теплоты, что от стыда я чуть не проглотил язык. Всем телом опираясь на палочку, она маленькими шажками осторожно прошла мимо меня, села на старенький хлипкий деревянный стул. Я так и остался стоять.

– Зоя Алексеевна, я не знаю, как так получилось, – выдавил я.

Она махнула рукой.

– Знамо, как получилось. Чаю хочешь?

Я кивнул. Мы пошли на кухню. Я постепенно приходил в себя. Зоя Алексеевна с трудом передвигалась по квартире – ноги болели, но она почти не жаловалась. Только один раз, когда попыталась встать со стула, чтоб достать чашку, и не смогла. Тогда она печально улыбнулась, пожала плечами и, указав на ноги, сказала:

– Предатели. Раньше как козочка скакала, а теперь вот…

Я помог накрыть на стол: вскипятил чайник, расставил посуду, достал варенье из холодильника, из шкафчика над плитой – печенье и вафли. Зоя Алексеевна руководила моими действиями. Потом мы сели пить чай. Она рассказывала, как лет тридцать назад с дочкой и мужем праздновала Новый Год, когда они жили в Туркмении. Я слушал ее вполуха. Меня занимали совсем другие вопросы.

Когда она закончила рассказ, и на кухне повисла глухая тишина, нарушаемая только потрескиванием холодильника, я робко промямлил:

– Зоя Алексеевна, а вы… как.. ну…

– Да? Что ты хочешь спросить?

– В общем… как я тут оказался?

– А-а-а, – протянула она и несколько раз глубокомысленно покачала головой вверх-вниз, будто я подтвердил ее догадки, – ты ничего не помнишь.

– Плохо… помню…