Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Вечером позвонил Львов — Анохин, голос какой-то усталый, грустный. Спрашивал, пришло ли что из Болгарии, его должны пригласить на премьеру поставленного им в Варне «Шестого июля». Говорили о том о сем, вернее, я ему рассказывала о наших делах, в допустимой для телефонного разговора форме — о впечатлении от «Братской ГЭС», «Доходного места». Он несколько раз смеялся, и то хорошо. Говорил, что работа над Коржавиным («Однажды в двадцатом») идет вроде нормально. Они с автором многое уточняют драматургически, сокращают текст, выстраивают по логике, хотя, конечно, о результатах этой работы пока говорить трудно. Я ему сказала, что веду дневник, он очень одобрил.

20 сентября

В 9 утра стала звонить в Управление внешних сношений по поводу выезда Львова — Анохина в Болгарию. Мне сказали, что оформить никак не успеют, надо снова получать визу через МИД, так как срок прошлой визы уже кончился, а это за три дня не сделаешь. О Господи, это в Болгарию-то, для человека, который вернулся оттуда всего две недели назад! Я позвонила Борису Александровичу и все ему рассказала, и то, что болгары не лучше нас, так как прислали телефонограмму лишь в минувшую субботу, а должны были это сделать гораздо раньше.

Потом совсем стыдно: занималась профсоюзными «делами» — как помогает профсоюзная организация в выполнении производственных планов. «Планы» все с потолка, как только их утвердят, о них тут же забывают — все и везде.

Просто не находя себе места, пошла к Синянской (редактор по зарубежной драматургии), которая опять затеяла разговор об абсолютной бесполезности нашего пребывания в этом заведении. Я спорила с внешним темпераментом, а внутри тоска, тоска…

После обеда разговаривала с Шатровым, которого, как и Львова — Анохина, Болгария пригласила на премьеру его пьесы. Когда я ему все объяснила, он сказал: «Конечно, я мог бы обратиться к Фурцевой, и тут же было бы все сделано, но просто без Бориса (Львова — Анохина) ехать не хочется, а потом, не обязательно ехать на первый спектакль, все равно премьера».

А начальство все утро до 13 часов заседало — все готовило Тарасова к тому счастливому мигу, когда он предстанет пред грозные очи «Хозяйки», наставляло, как и что ему говорить.

21 сентября

Видела сегодня «Мещан» Товстоногова, о которых сказано и написано столько восторгов. Не знаю, может, настроение было сегодня не очень хорошее, может, у меня предубеждение к Товстоногову как человеку мешает, но спектакль не дал того наслаждения, как когда-то «Варвары». Порой, местами было просто скучно. Хотя в целом это так достоверно, так точно по образам. Сцены многочисленных ссор сделаны потрясающе, звучат как симфонический оркестр, например, в конце 4-го акта, после ухода Нила и Поли, кричит Бессеменов, смеется Тетерев, причитает Акулина Ивановна и т. д. — по звучанию полифонический концерт. Очень хороши Лебедев — Бессеменов и Попова — Татьяна. Типажи, не более, Тетерев и Перчихин. Линия Нила (Лавров) малоубедительна, не в нем дело. Своеобразен Петр — Рецептор, такой нервный, сорвавшийся на первой же попытке стать личностью, и смешно, для других, все еще, как молодой петух, пытающийся кукарекать. Но петух научится в конце концов, это пока он срывается, а этот вряд ли. Но в Петре все же есть что-то притягательное, за что его полюбила-пожалела Цветаева. Этот разлад, борьба отцов и детей звучит очень современно. Очень сильна боль — засасывание тины — обывательщины, и главное ощущение: распалась связь времен. Эти ссоры, неразбериха, непонимание друг друга, себя, безысходность. А Нил и Поля вдруг выглядят какими-то жестокими по отношению к Татьяне, не замечая, что в ослеплении счастья топчут человека.

А сегодня утром была на таком дерьме, что и вспоминать не хочется, — «Невесте» Чаковского в театре Гоголя в инсценировке Павловского. Бездарная фальшивка, бездарно поставленная и бездарно сыгранная.

22 сентября

Сегодня с утра обменивались впечатлениями от вчерашнего спектакля «Мещане». Я все думала, почему это Тодрия в восторге, а я нет. Но вот и Емельянову (критик, член Репертуарной коллегии) не очень понравилось. По его мнению, социального начала здесь маловато, просто семейная драма. Ему показались роли Перчихина, Тетерева, а также Цветаевой стандартными. Петр — Рецептор его раздражал своей однотонностью, проведением роли на одной ноте.

Вдруг в 16 часов меня попросили пойти на премьеру «Братской ГЭС». Господи, четвертый раз. Нет, видимо, это не искусство, настоящее искусство можно смотреть по многу-многу раз, а это уже просто осточертело. И ничего не находишь, и ничто на тебя не действует — вот только музыка Колмановского хорошая, ее слушаешь с удовольствием, а все остальное кажется просто самодеятельностью. Публика все воспринимает, в общем, спокойно. Что «ура», что «долой» — для нее одно и то же. На спектакле слышала, как народная артистка СССР Мансурова хвалила «Мещан» и Товстоногова. Что это МХАТ, но сочнее, что он удивительно самостоятельно держится в искусстве и в жизни, что ей очень, очень понравилось.