Тут сильнейшие сомнения снова стали разрывать мое сердце: «Господи, действительно ли Твоя это Воля – идти мне в пещеру Ориса? Или это я сама?.. Господи, ну почему я такая непутевая, несовершенная? Почему я не могу, как Орис, ясно слышать и видеть то, что мне хотят посоветовать Господь, или Фироксанта, или, может, даже Брат Албеллик? Опять эта проклятая моя самость!.. Но в Ялте я ни за что не останусь, я даже не представляю себе, как я там буду жить себе, ходить по городу, что-то делать, в то время, когда все наши – здесь, на плато… Боже, голова просто разрывается на мелкие части от сомнений и всяких мыслей… Нет, надо хоть чуть-чуть помедитировать и хотя бы попытаться, хотя бы попробовать услышать свой внутренний голос…»
Сосредоточиться никак не получалось, в голову лезло только то, что мне хотелось – пещера Ориса, только пещера… Что ж, пещера, значит пещера! Решено: по приезде в Ялту, я сразу же иду в пещеру, к роднику, в тишину и одиночество…
Вещи я собрала с энтузиазмом и быстро, находясь уже под желанием как можно быстрее осуществить свой план. Ничего! Вы себе сидите здесь, дорогие мои, а я и в пещере, через молитвы и медитации, буду тоже находиться невидимо рядом с вами! Хотя, Орис, наверное увидит меня через Астрал… А, ладно, ну и пусть видит! Что он мне сделает? Не запретит же!
Мой план уже полностью захватил меня всю, я уже улыбалась, с нетерпением ожидая приезда машины, довольная своим решением и тем, что все не так уже и кисло… Внутри меня уже вовсю начался процесс смирения, переходящий в самоуничижение: «Все, что там ни будет: холод, ливень, страхи, ужасные посторонние лица (ну, всякие там мафлоки, унги, антики…) – все от Господа с благодарностью приму за свой грех, за свою гордыню, за то, что Ориса обидела и внесла свою грязь в работу всей группы…»
Себя я уже больше не жалела, наоборот, все корила и корила за непокорность, упертость и глупость. Напоследок решила переписать сколько успею из стихов Ориса, написанные здесь на Плато, чтобы в свободное время можно было бы там Душу отвести, почитать, поучить, поплакать… Но тут приехала машина, да так рано, – часа на три раньше, чем в прошлый раз.
Сердце так сильно екнуло, что мне уже пора уезжать. Даже не верилось, что меня уже не будет на плато… Но я тут же успокоила себя, что, возможно, это и к лучшему, что так рано уезжаю, – успею дойти и расположиться в пещере на ночь. Думаю себе: раз мне дают время с запасом, значит, так действительно все и должно быть.
Но полным моим недоумением, чуть ли не полушоком было, когда Орис не разрешил мне брать мою палатку (она была моей единственной надеждой в пещере от дождя, ветра и холода, – я хотела в нее просто закутываться с ногами). И снова гордыня язвительно возопила во мне: «Но она же – моя! Это моя СОБСТВЕННОСТЬ! Какое право ты имеешь не разрешать мне брать ее с собой? Да что это за деспотизм такой, в конце концов?..»
Все это вовсю орала во мне та, другая Эльвира, наглая и нахальная баба. Но я тут же вспомнила, что нужно все делать не по своей воле, а по Божьей… Что ж, думаю, значит, надо мокнуть, надо мерзнуть, надо страдать и отвечать за свои грехи. И спасибо Тебе, Господи, за это, потому что не ведаю ни о себе самой, ни о грехах своих смертных (хотя, нет, это я уже вру, – кое что знаю)… «Так тебе и надо!» – поговаривала в мыслях, а изнутри жалость к себе так и лезет, так и прет наружу слезами…
Когда же моя любимейшая сестричка Анааэлла подошла и стала обнимать меня, чтобы попрощаться, Орис решительными жестами выдал такую бурю эмоций, что все перепугались, как бы он и ее в Ялту сейчас же со мной не отправил (она, бедненькая, после поделилась, что тоже так его поняла, испугалась, – мы-то тогда и не догадывались о всей грандиозности устроенного мне Орисом-Учителем спектакля!).
Тогда же, во время прощания с группой, мне во всей этой драматической ситуации вспомнился то ли сюжет какого-то романа, то ли просто я себя сравнивала – с прокаженными: мол, а как же эти несчастные прокаженные, как они к людям тянутся, а им не то, чтобы обняться, а даже просто быть рядом с другими нормальными людьми, дышать с ними одним воздухом и то запрещалось!
Орис ушел к машине и я со всеми слезно попрощалась, думая, что уже и не увижу их никогда, моих любимых и родных Братьев и Сестер… Когда я подошла к машине, она уже была заполнена отъезжающими, которые приехали с водителем Борей пособирать трав и должна была вот-вот тронуться. Я посмотрела назад: все стояли на горке, махали мне на прощанье, но внутри меня почему-то все было почти спокойно. Думая о пещере Ориса, я уже мысленно со всеми еще раньше распрощалась, повторяя: «Все что ни есть, – УЖЕ есть! И значит, так все было задумано намного раньше, а я лишь только сейчас подошла к этому моменту в своей жизни».