Конечно, некоторые ученики тщательно обдумывают, где им хотелось бы провести это время, и многое получают от него. Другие идут работать в места, которые потом начинают ненавидеть, и это тоже полезный опыт. Однако каждый год находятся те, кто откладывает выбор места работы до последнего момента и в итоге попадает туда, куда больше никто не захотел. К сожалению, учителям не разрешается бездельничать в учительской, пока дети «пробуют» мир труда. В освободившееся время мы должны посещать учеников на их рабочих местах. Это не только дает нам возможность попасть за кулисы некоторых интересных мест, но и позволяет лучше узнать учеников в другой среде.
Я никогда не видел, чтобы учителя двигались быстрее, чем в тот день, когда в учительской вывешивают лист записи на посещение рабочих мест. Сегодня именно такой день. Мы с Дэном прибегаем в учительскую с надеждой, что канцелярская кнопка еще хранит тепло пальца того, кто ее воткнул. Мы пробегаемся глазами по всем вариантам и замечаем особенно приятную работу в пабе в соседнем городке. Единственная проблема в том, что мальчик Дейн, который будет там работать, не учится ни у кого из нас. Кроме того, принято, что один учитель посещает одного ученика. Но если мы оба впишем туда свои имена и никто не заметит, что мы не преподаем у Дейна, у нас появится законная возможность провести день в пабе посреди рабочей недели.
Мы решаем рискнуть и пишем свои инициалы напротив имени Дейна. К огромной радости, никто не задает нам вопросов. Мы приезжаем в паб в солнечный вторник и говорим веселому владельцу, что приехали навестить Дейна, который здесь подрабатывает. Он предлагает нам сесть, и мы с удовольствием принимаем его предложение. Нам не верится, что мы в пабе, а не в школе.
– Дейн, твои учителя приехали! – кричит хозяин.
Дейн выходит, оглядывает паб, а потом произносит четыре слова, которые раскрывают наш проступок:
– Кто здесь мои учителя?
Акт третий, сцена вторая
В этом году работать с тринадцатиклассниками особенно непросто: это вежливые и трудолюбивые ученики, которым очень нравится готическая литература. Сложнее всего – с Амелией. Она слишком хороша: гораздо начитаннее меня и всегда уверенно выражает свое мнение.
Мне приходится учить человека, который разбирается в предмете лучше, чем я сам.
В одиннадцатом классе у них преподавал Дэн, и в конце одного из эссе Амелии он написал, что ей нужен скорее издатель, чем учитель.
Я поглядываю на нее, чтобы проверить, делает ли она записи: если Амелия записывает то, что я рассказываю, значит, информация действительно стоящая. Я ищу одобрения у подростка!
Во время урока, посвященного «Франкенштейну», она поднимает руку и говорит:
– Сэр, как вы считаете, можно ли здесь провести параллель с третьим актом второй сцены «Бури»?
– М-м-м. – Я пытаюсь выиграть время и вспомнить, что вообще происходит в «Буре», не говоря уже о названных Амелией акте и сцене.
Мне следовало ответить: «Это интересное наблюдение. Честно говоря, я не знаю, но почему бы нам вместе не посмотреть? Мы можем это обсудить на большой перемене, и на следующей неделе ты подготовишь для класса небольшую презентацию о замеченных тобой сходствах». Однако моя неуверенность в себе берет верх, и я говорю:
– Возможно, но мне не хотелось бы надолго останавливаться на этом. Это не так важно.
Учитель учителей
В начале зимы умирает Лиз. Она перестала работать лишь за несколько недель до конца, и это многое говорит о ее непоколебимости, устойчивости и любви к школе. Она была великолепным учителем и образцом для всех, кто был с ней знаком.
Она была учителем в широком смысле этого слова: изумительно преподавала французский и немецкий, и ученики обожали ее. Лиз показала нам, молодым учителям, как не только выживать, но и процветать в этой профессии. Но самое важное, она показала ученикам и учителям, как оставаться терпеливой и человечной, несмотря на страдания, научила быть хорошими людьми.
Конечно, дети приходят в школу, чтобы изучать английский, математику, биологию, историю и остальные предметы, но еще и затем, чтобы стать порядочными, всесторонне развитыми, добрыми и принципиальными.
Если рассуждать с такой позиции, жизнь Лиз была одним длинным уроком.
На поминальной службе, организованной школой, я сижу рядом с Зои. Один из выпускников рассказывает, как равнодушно относился к французскому, пока не попал к Лиз. Он вспоминает организованные ею «Дни непослушания», когда детям позволялось сидеть на полу, есть сладости и читать друг другу детские книжки на французском. По его словам, он даже не осознавал, что учится, и выпустился из школы настоящим франкофилом.