Дневник Верховского

Говорят, что Штрандмана он представил наследнику как австрофила, после чего тот видеть его не может.

4/II

Удивительное впечатление производит сербский солдат. Он одет в кожаные лапти (опанки) — национальный вид обуви; чулки с цветным бордюром, и, всегда неоправленная, шинель. Вид самый распущенный, выправки никакой, я сам видел как унт[ер] офицер отдал честь с папироской в правой руке. Внешней дисциплины никакой.

Говорят, что очень сильна внутренняя — посмотрим.

Было маленькое собрание у наших хозяев. 4 молодые человека, 1 девица. Угощение — холодная вода и баночка варенья (тарелочек нет), которое Вы можете взять раз, когда Вам подносят и все запить водой, положить Вашу ложку в Ваш стакан воды.

Был телеграфный чиновник Ненадович, которого посылали за границу для изучения дела. Он был простым солдатом 1-й роты 4-го батальона 4-го полка Шумадийской дивизии. Рассказывает:

1) На войну их провожали с песнями, а не плачем.

2) Не было ни одного не явившегося.

3) Люди определенных деревень комплектуют определенную роту. Так что, придя на мобилизацию, он всегда знал — часть родная.

4) Мать, потерявшая 6 сыновей, гордится, что они пали во славу Родины.

5) Что сербы горюют о войне с болгарами и готовы отдать им теперь же часть Македонии

6) Все мысли направлены теперь в сторону Австрии и тех 3 милл[ионов] сербов, которые там живут под игом немцев и мадьяр.

5/II

Познакомился с военным агентом Франции полковником] Фурнье. Он тоже отдает сербам должное, но считает, что они не ценят времени совершенно. «Un gaspillage in noui du temps»[17].

6/II

Пришел ко мне, по приказанию военного министра, капитан Джурич. Русский воспитанник, капитан, производства из Павловского училища (1 корпуса) 1908 г. Он будет посредником между мной и военным министром и будет меня всюду сопровождать и все добывать, что нужно. Я просил разрешения посещать пехотный и артиллерийский] полк.

6/II

Был на дневном танцевальном сборище. Собираются около 4-х, расходятся около 8-ми. Народу было очень много. Прехорошенькие дочери Пашича и много других прелестных женщин. Гвардейские офицеры, и много офицерства вообще. В начале вечера какой-то серб читал русские стихи в переводе на сербский. Читал отлично, но музыка стиха совершенно пропала из-за таких слов, как врло, мрлезьа, брзо[18] и т.п.

Я представлялся офицерам сам. Когда я называл себя, — говоря, что я русский, то сразу встречал самое лучшее отношение. Один подзывал другого, и со многими я подолгу и помногу говорил. В отдельности мало что запомнилось. Был разговор с одним деятелем городского управления — кметом. Образование в Австрии. Чрезвычайно приятный, совершенно культурный господин. Был офицером запаса на войне и даже командовал одно время батареей. Говорит, что в болгарской войне ему случалось бороться с артиллерией противника и, на дистанциях 2200—3000 м, совершенно уничтожать ее.

Внешний вид офицерства в салоне у Гартвига совершенно не тот, что у болгар, хотя и не то, что у нас.

Не так одеты, не так держатся. Те, которые побывали за границей и у нас, заметно отличаются. Все спрашивают, надолго ли, поеду ли на поля сражений, польщены, что выбрал Сербию, все готовы помочь, чем могут. (На словах, дела пока я еще не видал.)

7/II

Был сегодня на приеме у Артамоновой. Видел Малулову и Кису-Мису (Melle Киклич).

Разговор зашел о несправедливостях в армии во время и после войны. По мнению этих дам, в сербской армии есть партии, как и в нашей, и протекция, и пролезание через знакомых имеет такое же значение, как у нас, несмотря на демократичность народа, отсутствие сословных перегородок и пр[очее].

На войне многие, действительно отличившиеся, оказались менее вознагражденными, чем герои тыла. К числу таких принадлежит и ее дядя.

8/II

Сегодня слышал от Артамоновой, очень наблюдательной барыни, что сербам вообще верить нельзя. «Они милы и любезны, потому, что много получили, а надеются получить еще больше». Для нас это в данный момент не так важно, ибо наши политические задачи на ближайшее время совпадают. Им нужно освободить своих братьев-славян сербов, которых в Австрии больше, чем теперь на свободе, а нам необходимо расчленить Германию и Австрию на составные части, чтобы не было необходимости разорять страну на военные нужды. Идея борьбы с Австрией живет необычайно сильно в народе, почти также сильно, как и борьба с турками. Артамонова рассказывала, что раненые, еще не оправившись от раны, страдая и морщась от боли, говорили, что «Со Швабом» готовы идти в бой хоть сейчас. Ту же мысль высказывали Сретенович и Ненадович, оба штатские.

Сретенович подтвердил, что действительно в Сербии в военных кругах большое влияние имеет протекция. Что военное общество разбито на кружки, которые тянут своих и рекомендуют хороших офицеров. Но Недич, командир на войне Моравской II[19], не принадлежал ни к одной группе. Всегда говорил правду, ни к кому не подлаживался. Ему не хотели даже давать полка (но дали все-таки), а на войне дали дивизию II призыва, и это оказался лучший начальник дивизии.