Дневник Верховского

Мысли сваливались в кучу, из которой, правда, мне удалось вытянуть много ценного. Не мог я только выяснить себе одного. Что правда в его речи и что придумано им для оправдания ошибок плана войны. Если влияние Австрии и перемена плана войны болгарами правда, тогда нет оснований для критики, но если была уверенность, что Австрия не тронется, тогда ведь тогда, как справедливо говорит Фурнье, Сербия вообще не начала бы войну.

Ужасно трудно с ними из-за их халатности. Я был у министра около 1-го, и получил полное согласие на посещение войск, и до сих пор не видал их. То не был назначен офицер, то он заболел, то назначен в комиссию. То же, видимо, будет и в исторической секции Генер[ального] штаба. На словах все, на деле — ничего. Также как дочь нашей хозяйки Иванки: обещала мне марки давным-давно, и по сей день—ничего. То же самое подтверждает и Фурнье, и Артамонов.

Иногда за какой-нибудь справкой, приходится ходить по целым месяцам. Один посылает к другому, другой к третьему и т.д., пока не прижмешь их к стене.

21/II

Представлялся сегодня ген[ералу] Путнику. По приглашению его адъютанта постучал в дверь и на ответ воеводы — вошел. Скромный кабинет настолько, чтобы не сказать бедный.

Маленького роста седенький старичок, очень простой и милый. Ничего грозного, что мы привыкли видеть у наших громовержцев. Во взоре ничего орлиного, сверкающего, чувствуешь себя совершенно просто и свободно. Внимательно выслушав мой рапорт, который я постарался проговорить по-сербски «С наивиши изволом, одредси у Србия на рок од 8 мес. да проуча Сербско-Турсый и Сер Бул рат.»[25]

Несколько слов о моей службе, и внимательно просмотрел мою программу. Все пункты, кроме — плана войны и подготовки армии, поставлены на мое расположение.

Тотчас был призван начальник исторического «отелка»[26], и ему то же самое сказано в моем присутствии. Разговор невольно перешел на План войны, который всецело принадлежит творчеству самого Путника, лишь при некотором содействии Мишича и Павловича — этот отдел будет издан самим сербским генеральным штабом. Генерал сказал лишь, что он хотел и имел возможность везде быть сильным. Знал видимо (без намека с моей стороны), что его упрекают за чрезмерно сильную III армию. Он сказал, что у него были сведения, что у Приштины собирались арнауты числом до 2 дивизий. Нужно было с самого начала войны сильным ударом их уничтожить. И действительно, удар был так силен, что они в обе войны, особенно болгарскую, ничего злого не предприняли.

Силы же сербов вполне это позволяли.

Говорил генерал также и о постоянном влиянии политики на стратегию. Это особенно сказалось в болгарскую войну.

Болгарская война. План.

Нужно было начать ее наступлением в то время, когда болгары сосредотачивались с Чаталджи, и это было хорошо известно. Но на начинающем было проклятие политики, и война началась обороной сербов, вместо наступления.

Путник зло ополчился на политику, которая всеuда становится поперек дороги стратегии. Так было у него. Если не политика, болгарская война не стоила бы так дорого. Так было и у него. Если не политика, болгарская война не стоила бы так дорого. Так было и у нас. Нечего было Суворову совершать свои подвиги в Швейцарии и Италии. Кутузову переходить границу в 1812 г. и Путник знал, что Кутузов был против этого. Тоже и война с венграми 1848 и многие другие. Много вреда политика принесла России.

Сретенович рассказывал, как сербы любят своего «дядю» Путника, Радомира, и как у них сложена песня, перефразированная из четнической песни. Мы идем на ту сторону Дуная (к деревне N у четников), будет трудный бой! Но ничего, впереди нас идет воевода Путник, Радомир.

Также любят и Короля. До войны его восшествие на престол, несколько сомнительное, делало его не слишком популярным. Но две победоносных войны сделали его общим любимцем, и особенно его сына Александра. Коща он проезжал через Ускюб[27], люди ему кричали: «Живио “чича” Петр» (дядя Петр!), что сербам напоминает обожание пруссаков к старому Фрицу (Великому).

23/II

Пошел в офицерское собрание на вечеринку (4—9 веч). Оказалось, что только по билетам, и, хотя я был без билета и в штатском, но меня о билете даже и не спросили. Познакомился с полковником Стояновичем[28], командиром 12 п[ехотного] полка Шумадийской дивизии на войне; ныне командир королевской гвардии. Лицо серба времен Карагеоргия. Только одеть в настоящий старосербский костюм.

Его полк начал победу в болгарской войне прорывом фронта, и наследник лично на поле дал ему орден Карагеоргия. Мы с ним много толковали о воспитании и подготовке армии. Он подчеркнул, что, главное, что подчеркивают уставы и закон об устройстве войска, это твердость (чврет) характера и таких людей ищут более всего у сербов после несчастной войны с болгарами, в которой потерпел поражение не рядовой, но конечно — начальник.