Дневник военных лет

В институте вчера был приехавший с фронта сержант — 15-летний мальчик. Интересная фигура, Ваня Гавриков. Любопытно, что въезд в Москву строго воспрещен. Приехавших даже по вызову ПУР’а не прописывают и разрешают лишь жить временно. Объявлен закрытый конкурс на гимн для Союза: нормального (?!) советского содержания. Привлечены поэты крупного по нашим масштабам калибра. Упорный слух о сокращении нормы хлеба: 300 иждивенцам, 500 служащим, 600 рабочим. Вступил в борьбу за лучшую квартиру, расположенную рядом. На нее выдан уже кому-то ордер, но Союз писателей хлопочет за меня в Моссовете.

15-е. Был А.Г. Цейтлин. Приехал временно из Куйбышева отстаивать свою квартиру, в которую кого-то вселили. Говорит, что дипломаты из Куйбышева уже выехали в Москву. Слышал, что Сталин, говоря об испуганных интеллигентиках, имел в виду группу членов правительства, которые при подходе немцев к Москве решили, что все пропало. Среди них будто бы был Ворошилов, хотя я не уверен в точности формулировки по отношению к нему. Встретил С.В. Шервинского. Он все время жил на даче под Коломной. Немцы сбросили на их станцию 70 бомб, но ни одна не попала. Норму хлеба снизили, но гуманно. Служащим на 100 грамм, рабочим на 200 граммов, а иждивенцам оставили, так что мы, например, теряем всего 200 грамм. Получил из Ташкента зарплату из Института Горького за вторую половину октября!

21-е. Все эти дни очень тихо. Морозы крещенские — под 30о. Взят Можайск. Можно думать, что теперь темп движения вперед усилится. Впрочем, война втянула такие страшные силы, что даже победа над Германией не несет мира. Все равно, в худшем случае — европейская гражданская война, в лучшем — неустойчивое равновесие до новой войны. Не прав ли Владимир Соловьев — не придут ли все же “желтые дети”? Наша европейская культура смертельно больна. Кто придет ей на смену — только восточная! Неужели в России найдутся силы организовать новый порядок? Пока я в это не особенно верю. Снабжение ухудшается. По карточкам многого не дают. Столовую писателей грозят закрыть. Это все плохие симптомы, говорящие о слабостях наших.

Вчера в Литвузе были майор Долматовский и подполковник Симонов (впрочем, у них какие-то другие звания, но я имею в виду число шпал). Долматовский рассказал, как он был у немцев в плену, а потом убежал. В его рассказе много неясностей. Не удивлюсь, если он кое-что опустил. Симонов читал очень хорошие стихи, пожалуй, он действительно большой поэт. Я было начал в этом сомневаться. Впрочем, в наше время, когда поэзия стала не служением, а службой, ему все равно не развернуться. “Вакансия поэта опасна, если не пуста”…

29-е. Все эти дни стояли морозы, около 30о. Сегодня потеплело, 12о. Уже давно нет тревог. Говорят о взятии Ржева, Гжатска, о том, что мы подошли к Вязьме и Ельне, окружили Орел и Харьков. Слухи о том, что немцы отбили Феодосию и взяли обратно занятый было нами Орел. Был Жучков из армейской газеты. Он был в подпитии и говорил, что наше наступление задержалось.

Умер у нас во дворе А.И. Свирский. Из-за холода он лежал у себя в единственно теплом месте — в ванной. Соня отнесла ему цветы. В Москве везде выходит из строя отопление. Во многих домах в квартирах 5о, 7о. У нас во дворе из трех два корпуса уже вышли из строя. Наш еще топится, так как одна из жилиц сама добыла полторы тонны угля, которого хватит до середины февраля. Говорят, что не работали поезда из-за того, что не было угля. С 1-го сокращают снабжение: иждивенцам 300 грамм хлеба, служащим — 400, всего мы лишаемся таким образом 700 грамм хлеба на нашу семью. Мясо и прочее так и не выдали по талонам до сих пор. Говорят, из Америки пришло много продовольствия, но нет транспорта. Был пленум президиума Союза писателей. Говорили о молчащих, которые являются резервом, но неизвестно чьим — нашим или гитлеровским. Очень недовольны Виртой, который стремился на границу Ирана с недвусмысленной целью двинуться за границу в случае краха, Кирпотиным, который бежал даже из Казани, Фединым, Леоновым. Очень большой класс трусости показал мой старый знакомец И.Г. Лежнев. Леонов купил себе в Чистополе две бочки меду, а Тренев даже — дом!..

В “Знамени” столкнулся с любопытным фактом. Оказывается, что газетам и журналам запрещено писать о генералах. (Мы хотели дать серию очерков. Очевидно, о том, что русская история тяготеет к генералитету, думаю не только я.) В “Правде” резкая статья о японцах. Вожусь с Куприяновым и его книгой. Была пианистка Юдина от Бахтина, он погибает в Савелове, исхлопотал ему вызов в Москву из “Знамени”.

Февраль