Дневник военных лет

Картофель стоит 65 рублей килограмм, масло — 700. Очень большие строгости с проездом — нужно на каждый раз иметь разрешение начальника милиции города Пушкино. Еще не знаю, как Соня завтра выедет из Пушкина! Фонд дал мне туда бумагу, что у меня дача, библиотека и прочее, но начальник милиции все же не дал постоянного разрешения. Вообще вряд ли эта зима будет нормальной в смысле быта, даже если ее <Москву> не возьмут немцы. Вчера, например, весь фил. факультет МГУ, вместо того чтобы слушать лекции, был послан разгружать баржи с дровами. Это — опасный симптом. Оля вернулась мокрая, грязная и расстроена невероятной бестолковостью организаторов работ.

19-е. Был И.А. Залесский. Он в Москве. Я опасался, что при его экспансивности он очень тяжело перенесет эвакуацию, но он избрал интересную и правильную методу: уйти с головой в местные интересы и не думать о Москве. Во всяком случае, он по-прежнему шумен, энергичен, молод душой и мил.

Был у Е.А. Встретил у нее Ираклия Андроникова. Он изображал движение эшелона писателей из Казани в Ташкент. Картина смешная и мрачная. Не пощадил он Кирпотина… Дела неважны, идут, очевидно, от плохого к худшему. В “Правде” настолько резкая антианглийская статья, что возникает ожидание какого-то продолжения в том же духе. Немцы снова атакуют Сталинград. Все упорнее слух о подготовке удара на Москву. Народушко явно начинает уставать. Правда, уничтожение, столь заблаговременно сделанное, не только пятой, но и шестой, седьмой и т.д. колонн устранило возможность “фронды” каких-либо организующих центров идей и т.п. Но это может быть и опаснее и приведет к ситуации, описанной в “месмеризме” Э. По. Зато — усиленный интерес к литературе. Сам звонил в Госиздат, чтобы срочно издали “Радугу” В. Василевской. Он же ночью звонил Леонову и поздравил с успехом его пьесы “Нашествие”. Я бы, впрочем, не поздравлял. Это плохой Леонид Андреев. Слышал, что на гроб своей матери он прислал венок с надписью “матери Джугашвили — Сталин”… Мы перебрались уже в Москву.

Но ситуация такова, что перспектив особенных я не вижу. Какой-то тупик. Говорят, что английские газеты намекают на то, что вторжение будет в 1944 году!.. Вообще очевидно, что нам же и придется платить за свою собственную шубу. Итак, заканчивается первая тетрадь. В нее вошло 475 дней войны, а мы все еще живы, но долго ли мы будем живы, сказать трудно.

28-е. Был в кино, смотрел, сидя в кресле, как убивают людей, потом пошел обедать. Ужас войны вполз в самый уголок души, и страшно выпускать его оттуда, поэтому все огрубели. Живут, уже мало откликаясь на войну. Крайне туманно, но думаю, что скоро должны начаться какие-нибудь “скачки” истории.

29-е. Разговоры о том, что Гитлер предложил мир, оставляя себе Одессу и Киев, а Сталин требует, чтобы он все очистил и все починил. В Институге Горького до сих пор не получено топливо. Имеющееся складывают в комнате в одну печку. Будут согревать всех научных сотрудников вкупе. Возникла надежда на установку телефона.

Ноябрь

6-е. Сегодня первый мороз, минус семь градусов, снега еще нет, новостей мало. Слышал о встрече наших деятелей культуры с Уэнделом Уилки. Он пригласил к себе их без представителей власти для откровенного разговора… Были Симонов, Эренбург, Игнатьев, Шостакович. Слышал, как работает Симонов. Он диктует двум стенографисткам, даже дневник свой, которого надиктовал уже тридцать листов. У нас важное достижение, сложили кирпичную печку из 50 кирпичей. Железные части Соня привезла из Пушкино. Стало теплее. Дров все еще нет. Послал письмо заместителю председателя Академии наук Волгину, чтобы он хлопотал о бензине. Получаю обеды неплохие в литстоловой СП. В Москве по-прежнему тихо, ждут наступления на Западном фронте. В 7.20 выступил Сталин. В его речи была интересная оговорка. Вместо итало-германской коалиции он сказал “англо-германская” и потом поправился. Фрейд был бы доволен. Он очень резко говорил об отсутствии Второго фронта. Положение в общем неплохое. Немцы застряли под Сталинградом. Лето ими потеряно. Нефти они не достигли. Идет зима. Перспектив у них все меньше. Моральное состояние у них должно резко понизиться. Выходил на улицу. Вечер, звезды. В прошлом году в это время отчаянно стреляли зенитки и мы сидели в убежище, а теперь даже стали зажигать фонарики. Оли сегодня нет. Она дежурит ночь в университете. Парада, очевидно, завтра не будет. Соня и Лютик были в клубе писателей на концерте.

8-е. Парада не было. Мороз минус двенадцать—минус пятнадцать. Вечером устроили бал. Были Сидорины, Захарченко проездом на фронт, был Я. Семенов, который устроил спиритический сеанс, но духи не пришли.