Дневник военных лет

28-е. Вчера не было “Последнего часа”. Возможно, наше наступление и замрет, но оно оказалось очень эффектным, даже и в этих размерах. Впрочем, говорят, что немцы сидят в четырех мешках и что надо ждать первых успехов. Говорят, уже три дня нет наступления на Калининском фронте. Турки увели свои войска с нашей границы на четвертый день после удара под Сталинградом. Я не удивлюсь, однако, если наше наступление под Сталинградом явится началом большого наступления. Это ведь единственный наш выигрыш. Если наш фронт останется в более или менее прежнем положении, то развязка придет на Западе. Нам продиктуют условия мира, мало приятные для нас, а ворвавшись в Германию, мы такой мировой пожар раздуем, что спутаем все расчеты, а поднять на войну с нами английского солдата будет трудно, поэтому есть смысл сейчас играть очень крупно. Немцы, вероятно, слабее, чем они кажутся, и могут рухнуть. Если это не произойдет, победы наши — будут пирровыми, а Черчилль одержит сразу две победы — над Гитлером и над Сталиным. Уже много снега, но сильных холодов нет. Получил номер своего телефона, очевидно, его все-таки сделают. Немцы занялись организацией Белоруссии: устроили белорусскую Академию наук, во главе которой какой-то из старых академиков. Ввели в школах белорусский язык. Польские войска, говорят, выведены из СССР на восток, в Иран и далее. Это разумно. Недавно в одной нашей передаче за границу Львов был назван украинским городом. Все польские партии объединились и подали нам протест. Это намек на послевоенное будущее. Вообще этого будущего не видно. Вероятно, до конца жизни придется, метафизически выражаясь, сидеть в щели. Олю и Лютика через какое-то время втянет государственная машина, а оба очень не приспособлены к ней, и мы будем спускаться под уклон. “О, если б знали, дети, вы холод и мрак грядущих дней!” Если же говорить о них не метафизически, то они уже у многих имеются: у Белкиных нет света, нет отопления. Они приходят домой ощупью, ложатся под все одеяла, а утром кое-как одеваются. Женская бригада создается по решению высоких инстанций, и за ней очень следят. Но вряд ли эта странная идея к чему-либо приведет, не говоря, конечно, о приросте населения, что понятно. Немцев не убавится, но русских прибавится. Карточку Зина наконец, как теперь говорят, отоварила, но вместо крупы дали картошку, вместо мяса двусмысленную колбасу, вместо масла яйца, вместо сахара конфеты. Наш дом не имеет до сих пор дров совершенно, но это редкий случай, у многих все же топят.

Декабрь

1-е. Новый удар по немцам под Ржевом. Он неэффектен, так как немцы его, говорят, ждали. Вероятно, по линии фронта будут еще удары. Судя по тону нашей информации, мы, должно быть, решили развернуть большое наступление. Может быть, действительно Сталинград окажется Амьеном. Я убежден, что у немцев больше слабостей, чем думают, и что они могут рухнуть скорее, чем можно думать, если давление на них будет решительным повсеместно. Зима, моральный надлом, разбросанность сил должны их погубить. Но и для нас это напряжение очень рискованно. Тыл на пределе и может лопнуть не в порядке какого-либо организованного восстания, а сам собой. Ежов сыграл в свое время роль гипнотизера, но этот месмерический сеанс может кончиться плохо. Что касается меня, то я понемногу пробиваюсь к цивилизации — Соня поехала платить деньги за телефон. Получил номер 1 журнала “Ленинград”. Рецензия в разделе литературы и искусств. Трогательная — в осажденном городе обычный журнальчик с библиографией и прочим!